На распутье

Екимов Борис Петрович

Подкатили и вправду "орлы" - молодые ребята.

– Чего приехали?
– спросил их бригадир.

– Шестой час. Конец рабочего дня.

– Да он у вас и не начинался, рабочий день.

– Мы ремонтировались.

– Ну так и работали бы. Чего ездили зря?

– Конец рабочего дня. Надо, сам поезжай... А мы...

Пошли речи известные.

За два дня двумя тракторами "орлы" прокультивировали 37 гектаров паров. Норма же на смену одной машиной - 40 гектаров.

– Как работать, как жить...
– сокрушался бригадир.
– Ведь мы

же от результатов работы и получать будем. А что получать? Завтра не пущу их на поле. Пусть стоят. Тракторы будут целей и горючее, чем такая работа.

Это было вчера. Нынче - воскресный день. Пора уборки. В полях - ни души.

В этом коллективном хозяйстве с января по день нынешний, июльский, работникам платили один раз по 30 тысяч рублей, к празднику. И - все. В прошлом, 1994 году осенью расплачивались овцами да коровами. Денег не было. Одни долги.

В начале года договорились платить каждой бригаде по результатам сделанного. Собрал урожай - получи 10 процентов от него. Вырастил скот получи 10 процентов от привеса и от полученных телят.

Плохо ли, хорошо, но что-то посеяли. Теперь пришла пора убирать урожай. Жаркое лето. Плохие хлеба, но поспели они, и других не будет. Девять часов утра, а в поле - тишь. Но я привык мерить все старыми мерками: хлеб поспел, дни жаркие, ни ячмень, ни пшеница долго стоять не будут, осыпятся. Какие тут могут быть воскресенья!

Потом, во второй половине дня, я возвращался в Калач. Пятьдесят километров пути. Ни одного комбайна не увидел. Ни одна машина с хлебом мне не встретилась. Поистине глухая пора уборки.

По дороге попадались лишь легковушки. Это селяне возвращались с райцентровского базара. Кто-то продавал там мясо, кто-то - творог, сметану, яйца. Жить-то надо. Повторю: за шесть месяцев лишь единожды получили они по 30 тысяч рублей.

* * *

На хутор Павловский, в Алексеевский район, к давнему знакомцу Николаю Милованову нынче прибыл я ко двору вместе с сеном. Но если в прошлом году я с радостью помогал ставить скирд ли, стог, то теперь за вилы браться не хотелось. То ли сено, то ли дрова? Будылья осота чуть ли не в руку толщиной, седые головки пуха-семян. Поднимешь навильник, по ветру - туман. Летит пух.

– Такое сено лишь козам класть, - говорит Николай.
– Чего-то обгрызут, остальное - в печь. Тем более что угля на топку второй год не покупаем, денег нет. Двести тысяч рублей с лишним за тонну просят. Мне нужно на зиму три тонны. Значит, шестьсот тысяч. Это как раз столько, сколько я заработал за два года: девяносто четвертый и девяносто пятый. Но денег этих я не видел, лишь обещают отдать. Вот и приходится топить, как в старые годы, кизяками.

Итак, два года здесь не платят зарплату, записывая ее на бумажках в колхозной бухгалтерии. Порой в счет этой "зарплаты" дают постное масло или килограмм-другой колбасы (в колхозе пустили свой колбасный цех).

Денег в колхозной кассе давным-давно нет. А когда они и появляются, то идут на нужды первоочередные: горючее для техники, запчасти. Но всего этого внатяг. И потому хорошо, если треть колхозной пашни кое-как, но обрабатывается. На остальной - не первый уже год

растет всякий бурьян. К зиме - кормов нет. Покупать не на что. Придется, видимо, свиноферму закрыть. Того же колхоза когда-то огромный свинокомплекс в соседнем хуторе уже закрыт, помещения и оборудование растаскиваются. Остаются коровы и молодняк. Для них кое-какие корма на зиму запасают. Но жить они будут явно впроголодь.

Грядущая бескормица для скота - беда не только этого колхоза. Во всей округе и во всей области поголовье крупного рогатого скота и нынче значительно уменьшится. Нет кормов. И если прежде, при засухе, везли солому не только из Ставрополья и Краснодара, но даже из Прибалтики, то нынче помощи ждать неоткуда. Крупный рогатый скот, коров, маточное поголовье, будут вырезать. В сентябре - октябре сдать скот на мясокомбинат будет очень трудно. И потому уже сейчас, загодя, дальновидные хозяева начнут забой.

Такая вот жизнь. Не больно укладывается она в привычные понятия: два года зарплату не выдают людям, а ведь зарплата не та, что у шахтеров, нефтяников, железнодорожников. За два года лишь 800 тысяч "набежало" у свинаря Милованова. Не отдают их. А это значит, что работал и работает он бесплатно, как и другие здешние колхозники.

На хуторе Павловский живут не только колхозники, но и фермеры. Два ли, три года назад, когда фермерство лишь начиналось, прикидывали мы с председателем здешнего колхоза: кто может работать самостоятельно? Таких было немного. Братья Березневы, Иванов с товарищами. Прошло время. И оказалось, что даже они не смогли. Почти все снова вернулись в нищий колхоз... Не от хорошей жизни!

* * *

Название села - Громославка. Но особо громкой славы оно не обрело. Лишь в последние годы приходилось слышать: "...в Громославке колхоз разошелся", "...в Громославке весь скот перерезали...".

И вот она, Громославка Октябрьского района. Обычное наше степное селение: в низине, над речкой, в зелени садов. На самом въезде - пекарня и запах свежего хлеба, людская толчея. Тут же, под одной крышей, - хлебный магазин. Подъезжают, подходят. Не "четвертушками" да "половинками" берут, а две, три, четыре буханки. Как и обычно на селе.

Слава Богу, хлеб есть. Хотя пекарня и магазин при ней уже не колхозные, а частные. Три года, как нет колхоза в Громославке.

Но жизнь продолжается. В школьном дворе ребячий галдеж - последние дни учебы. На улице, возле магазинов и помещения сельской администрации - тоже народ. Утренние заботы.

А поодаль стоит двухэтажное здание бывшего правления колхоза. Возле него пусто. Лишь забытый стенд с заголовком: "Колхоз "Дружба" в 12-й пятилетке".

В 1929 году был создан колхоз "Дружба". В 1989 году он отпраздновал свое шестидесятилетие. Работали в колхозе около 500 человек. Пахали землю, сеяли хлеб. Овец было 12 тысяч голов, крупного рогатого скота - до трех тысяч, свиноферма, птицеферма - все как положено. Урожаи, надои, привесы были средние. Но вот вопрос, который задал мне П. И. Дубровченко, бывший чабан, скотник, учетчик, колхозник с 1953 года: