На расстоянии кадра
Шрифт:
– Что ж, тогда остальные детали можно обговорить позже. Предлагаю запастись провизией и двинуться в обратный путь. – Он встал из-за стола.
Я последовала за ним.
В коридоре я автоматически затормозила возле той самой, своей фотографии.
– Что у тебя с этой фотографией? У тебя с ней какие-то особые отношения? – Дмитрий посмотрел на меня, на секунду оторвав глаза от дороги. Я помолчала. Даже это не осталось для него незамеченным.
– Встречный вопрос: насколько старая эта фотография? Как ты там оказался?
– Я был в гостях в том лесничестве. Пару лет назад. Мне заказывали фотографии в той местности. Вот
Я залюбовалась его лицом: оно будто осветилось изнутри, в глазах азарт и огонь появился. Видно, что говорит увлеченно и искренне.
– И все-таки о тебе… Ты была там?
Я медлила с ответом. А потом меня будто прорвало.
– Да. И не раз. У меня бабушка там жила. Я в детстве часто у нее бывала, особенно летом. Когда мне было 13, я была там последний раз. Как раз на этой скале. Я очень любила эту скалу. Потрясающее место. Тогда я забралась туда, как делала часто, и просидела очень долго. Я всегда забывала про время там. Начал дождь накрапывать. Я уже собиралась уходить, поскользнулась… и сорвалась вниз. Меня нашли несколько часов спустя. Вертолетом доставили в областную больницу. Сотрясение. Несколько переломов. Сутки без сознания. Говорили, чудом жива осталась. Все срослось. Но был сдвиг позвонков. Защемило нерв. И тяжелая травма головы. Я начала терять слух. Денег на слуховой аппарат не было. И не скоро появились. А когда появились – я уже полностью оглохла на одно ухо… Теперь я слышу только левым ухом и только со слуховым аппаратом.
Я очень долго не решалась оторвать взгляд от бокового окна и посмотреть на Дмитрия. Стало очень неудобно и стыдно за свою непрошенную откровенность. Когда я все же смогла взглянуть на него – он был полностью сосредоточен на дороге. Только плотно сжатые челюсти и нахмуренные брови говорили о том, что он меня слышал.
– У меня все было намного проще и прозаичнее. Отец умер еще до моего рождения. Мать меня воспитывала одна. Ну как воспитывала… Все ее воспитание сводилось к побоям. Сначала била одна. Потом появился отчим. Он стал ей помогать. Я не мог им дать отпор и в 11 дет ушел из дома. Долго жил во дворах, на вокзале. С наступлением зимы выживать стало сложнее. Сначала попрошайничал, потом пошел воровать. Первый раз все прошло гладко. До сих пор стыдно. А на второй раз попался. Хозяин тогда еще фотоателье в милицию сдавать меня не стал, накормил. Потом взял помощником. Устроил в одну школу со своей дочерью. Через пару лет заметил мой интерес к фотографии и сделал учеником. Речью никто не занимался особо, учителя и врачи говорили поздно. Мой приемный отец любил повторять, что не моя речь делает меня человеком, а мои мысли и моя душа. К сожалению, я только годам к 20 или даже позже понял, что он прав. – Дмитрий все еще не смотрел на меня.
Я тоже отвернулась к окну, пытаясь переварить услышанное. Внезапно одна мысль вызвала во мне смех. Сначала я тихонько хихикала, боясь, что такая моя реакция может обидеть Диму. Но смех, возможно изначально нервный, прорывался наружу. И скоро я уже хохотала, утирая ладонью слезы со своих щек.
Дмитрий сначала оторопело косился на меня, потом, поймав мой взгляд, поднял удивленно брови.
– Мы… С тобой… Нашли друг… Друга… – выдавила сквозь смех я.
Он молча сосредоточился на дороге. Потом улыбнулся. Потом начал посмеиваться. Потом захохотал в голос.
– Услышал глухой немого…
Несколько
В какую-то секунду, вытерев очередной раз слезы, я, забывшись, похлопала рукой по его плечу. Дмитрий от неожиданности дернулся, как и я сама. Этого оказалось достаточно, чтобы Дима отвлекся от дороги. Как в замедленной съемке я боковым зрением увидела машину, совершающую обгон на нашей полосе. Спустя один взмах ресниц я поняла, что она несется по встречной полосе. На нас. До столкновения оставалось лишь пара вдохов. Завизжали тормоза. Дима резко выкрутил руль. Я сжалась на сидении, прижав колени к подбородку и закрывая руками глаза. Машина подпрыгнула, раздался глухой стук, и мы замерли.
Минуты, часы, столетия тишины.
– Ты в порядке? – шепотом спросил Дмитрий. Я медленно убрала руки от лица. Меня трясло. Сердце гулко билось в ушах. Я не могла опустить ноги вниз, казалось, из меня выкачали всю энергию.
В мое окно постучали. Как будто со стороны я увидела себя: я открыла окно, за которым стояла очень встревоженная женщина.
– Вы в порядке? – второй раз я услышала один и тот же вопрос. Я кивнула. Женщина перевела взгляд на Диму. Я тоже повернулась в его сторону. Он кивнул. Я повернулась обратно к женщине.
– Ну, ребята, вы даете… У меня жизнь пронеслась перед глазами, когда вы перед носом моей машины пролетели в кювет. – женщина покачала головой. – Уверены, что помощь не нужна?
– Спасибо. Я думаю, мы справимся сами…
Женщина обошла нашу машину вокруг, пытаясь определить насколько наши повреждения серьезны. Потом остановилась опять у моего окошка уже с улыбкой:
– Да вы в рубашке родились! А ведь тот… он даже не остановился. Если будут нужны свидетели, звоните. – Она вложила мне в руку листок бумаги с написанном не нем телефонным номером и пошла к своей машине.
Я отстегнула ремень и наклонилась к передней панели. Положила на руки голову. И опять меня начал разбирать смех. А за смехом хлынули слезы неконтролируемым потоком. Они лились и лились, я не могла себя остановить. Дмитрий обошел машину, открыл дверь с моей стороны и вытащил меня из машины. Он сжал меня в своих объятиях, прижав мою голову к своей груди.
Я затихла, постепенно успокаиваясь. Нет, ни искр, ни электрических разрядов на этот раз не было. Просто мир стал вдруг маленьким-маленьким, сузился до диаметра того пяточка, где стояли мы. И ощущение полного умиротворения, будто я наконец вернулась домой. Ухо, прижатое к его груди, впитывало стук его сердца. Мои глаза сами собой закрылись, тело расслабилось. Я дышала в такт его дыханию. Руки обвили его талию. Все, что происходило за пределами этого нашего мира, было совершенно не важно. Он ослабил объятия, уткнулся носом в мои волосы, стал пальцами перебирать пряди. Все это было настолько правильным и естественным, что я повернулась лицом к нему и, полностью отдавая отчет в том, что делаю, коснулась губами его губ.
Это был самый легкий, чувственный пронизывающий поцелуй в моей жизни. Дима обнял мое лицо ладонями. Оторвавшись от моих губ, он покрыл невесомыми поцелуями мои глаза, лоб, щеки… Я пристроила свой нос за мочкой его уха и опять закрыла глаза.
Так мы простояли очень и очень долго.
Наконец, Дима поцеловал меня в висок и прошептал:
– Надо как-то выбираться отсюда. Давай осмотрим машину, а дальше решим как быть.
Я кивнула. Словно боясь, прерывать контакт и рушить наш мир, Дима сжал мою ладонь, переплетая свои пальцы с моими, и потянул к капоту машины.