На разных широтах жизни
Шрифт:
– Согласны, – живо откликнулась Валя, – только снимай нас по одной, чтобы на память фото жениху подарить.
Она забрала у Люды все шары. Встала посередине улицы. Кокетливо взбила челку. Поправила белую шаль на голове.
Мимо проходили люди. Комаров снял крышку с объектива, щёлкнул для надежности два кадра.
– А меня сфотографируй на фоне нашего забора, – скромно попросила Люда, взяв у Вали один голубой шар, – здесь хоть луж не видно. Настоящая зима!
– Ты как пышная снегурочка! – заметила завистливо Валя.
Перед
– Встань рядом с Валей. Я потом тебя найду, – сказала Людмила, – мне нужно с директором встретиться. Наш актив идёт в первом ряду.
– Убежала она от тебя! – заметила беззлобно Валентина, взяв Валерия под руку.
– Что я такой страшный?
– Я бы не сказала. Люда у нас с гонором. Правильно воспитанная.
– А ты?
– Я детдомовская. С меня взять нечего.
– Давно на фабрике работаешь?
– Два года.
– Не скучно?
– А что грустить. Нас много таких в общежитии. Замуж никто не берёт. Некоторые приехали издалека. Думают, что здесь женихи красивые, да умные. Кукуют в одиночку по десять, пятнадцать лет на койке без приданого и тупеют как монашки. Квартир не дают. Если бы у меня были родные, я бы сюда не приехала.
Фабричная колонна направилась к Дворцу Культуры, где были установлены трибуны.
Пройдя всего пятьсот метров под музыку и многоголосые крики: “Ура!”, передние ряды растекались на площади.
Людмила встала перед скучающим Валерием. Он сфотографировал её на фоне трибун. Валя ушла с подружками.
– Ну, куда мы с тобой пойдем, – спросил Комаров иронически, поглаживая густые волосы, он был без головного убора, – официальная часть вроде бы закончилась? Пора переходить к личной жизни!
– Давай зайдем во Дворец Культуры, я что-то замёрзла. Оделась легко. Вышла как модница в капроновых чулках и осенних сапожках!
Они зашли в фойе. Поднялись на второй этаж.
– Вот здесь я занимаюсь музыкой, – Люда показала на закрытую дверь.
– На чём играешь?
– На пианино.
– Хорошо, что не на нервах.
– Могу и на нервах поиграть, – она слегка улыбнулась, – обижаешься за вчерашнее? А я может быть, тебя проверяла. Придёшь, не придёшь?
– Весело было?
– Да как обычно.
– Танцевала?
– Конечно. Мы пригласили на вечер парней из Скобянки. Один даже провожал до общежития. Поскользнулся и меня уронил в снег. Было смешно и больно. Бедро себе отбила. Синяк огромный.
– Что же ты меня отвергла? Со мной бы не упала. Сделал бы стойку на ушах, но тебя бы удержал.
– Так бы и удержал?! – Люда засмеялась, представив наяву ситуацию, – сломал бы себе шею!
– Давай проверим, – Комаров расстегнул дубленку, протянул её секретарю, – поддержи-ка.
Людмила взяла дублёнку, в глазах её отразилось любопытство.
Комаров повернулся к ней спиной, собрался с силами, откинулся назад головой и грудью
Людмила прикусила губу от ужаса:
– Бедный, лоб, наверное, разбил! Зачем ты это сделал! – она подошла к нему, ладонью погладила покрасневшее пятно на лбу, – теперь синяк будет.
– Не будет, – отрезал он, – кожа привыкла. Можно лбом гвозди в пол забивать
– Обиделся на меня? Пошли лучше ко мне. Я тебя приглашаю. Оденься, циркач! – она возвратила ему дублёнку.
В комнате никого не было. Но Люда задёрнула занавеску. Сели рядом на кровать.
– Ты хоть танцевать умеешь? – спросила она, открывая девичий альбом с фотографиями, который положила ему на колени, чтобы Валерию лучше было видно.
– Не очень.
– Хочешь, научу тебя вальс танцевать. Научишься, вот тогда приглашу тебя к нам в клуб!
– Я ученик прилежный.
– Хорошо. Только не танцуй на лбу! К нам приходят всякие. Начинают изгаляться, дергаться телом. Мы их сразу выгоняем.
– Подари мне фотографию на память, – попросил Комаров.
– Ты же меня сам сфотографировал?
– То в верхней одежде.
– Ладно, у меня, правда, фотки неважные. Подарю тебе так и быть одну. Хочешь эту? Лицо, конечно, как у ведьмы. – Люда встала. Из тумбочки достала шариковую ручку. – Я тебе её сейчас подпишу.
Перевернув фотографию, на обратной стороне написала:
“Такой я буду всегда, пока не встречу любимого!”
– Читай! – приказала она.
– Ясно, – проронил потерянно ухажер, принимая запись на свой счёт.
– Ничего тебе не ясно, – возмутилась она, – эти фотографии были до тебя. Не могут же они вдруг измениться!
– Ну и?
– Посмотрим на твои фотографии! Надеюсь, я не зря позировала? Наобещал, а сам не привезёшь, – она прислонилась к нему плечом. У чуть задранной голубой юбки показался краешек белой комбинации.
Люда скинула с себя кофту. Осталась в красной блузке с короткими рукавами. Её каштановые локоны причудливо свисали до шеи. Спереди у лба вились двухцветно, отбеленные перекисью водорода. От её тела и одежды пахло духами “Рижской сирени”.
– Жарко здесь, правда? – прошептала она.
Смущённый Комаров, чувствуя, что девушка, к нему привыкла, нежится, решил держаться до конца.
“Ничего, теперь я ее помучаю! Крепче любить будет. А то ставит из себя общественницу!”
Откуда было ему знать, что упрямством он навредил себе. Заставил переживать женщину, у которой зарождалось к нему светлое чувство. Парень он был красивый, не пьяница, но чёрств, как сухарь.