На развалинах Мира

Когда горный орел — Клаш — спускается на своих крыльях на равнину, когда степной мустанг — Пхай — поднимает голову к небу, а мрачный Свинорыл спешит убраться в свое подземелье — это значит, что над прериями вновь встает солнце. А еще — что мы все-таки живы… Мое имя — Даромир. Мои близкие зовут меня Даром, а все остальные — Серым Львом. Это имя я получил от Белой Совы — шамана нашего рода и всей долины. За выносливость — От времени, когда Багровое Нечто растапливает первые льдинки на застывшей траве, и до поры, когда последние из крыс-трупоедов, выходят на ночную охоту,

я могу прошагать с тушей бурого Джейра на спине, неся ее к общему костру. За ярость — Шкура зверя, которую я ношу на плечах, скальпы врагов и клыки зверей, украсившие ее, рубцы от ран, исполосовавшие все тело — никто из живущих не сможет сказать, что их вождь хоть раз уклонился от боя.

Да, я — вождь. Я — глава рода, ставший им, еще не зная своего предначертанья… Но это уже было известно Старе и Сове. Я остался человеком среди лютого холода ночи, когда был один, я заслужил это, когда новое солнце осветило прерии от Синей реки и до Каньона смерти, и я останусь им, пока буду способен быть первым среди своего народа. Среди тех, кто выжил, и теперь будет жить — даже если небо окончательно смешается с землей.

Но я не один. Ната, моя верная подруга, с маленьким Диком на руках, находится подле меня. Элина — мать нашего ребенка — спокойно стоит рядом и уверенно смотрит вдаль. Угар, мощный пес, лежит в наших ногах.

Мы оставили свое прошлое. Но оно не оставило нас. У каждого из нас — своя боль, своя история и свой след, который может прерваться в любой момент…

Каждый загнал свою память в самую даль — но иногда она вырывается обратно, напоминая нам о том, как страшно, как кроваво и жутко все начиналось…

Этот день не отличался ничем, от других, которые могли бы указать на приближение катастрофы. Никто не вещал из многочисленного сонма прорицателей, никто не предсказывал, с сомнительной точностью пророков, заставляющей поверить в их дар. Не раздавалось проповедей, призывающих покаяться и ожидать скорого суда. На самых верхах, как всегда слышались благие призывы и уверения в полной стабильности относительно тех, кто в низу. Все шло своей чередой…

Мне недавно исполнилось сорок лет. Недавно — это летом, за три месяца до начала описываемых событий. В этот город мне уже приходилось приезжать — отсутствие работы в месте постоянного проживания, заставляло искать ее везде, где только можно. Больше всего возможностей предоставлялось в мегаполисе, куда стекались и все умелые руки, и все умные головы. И, разумеется, все крупные деньги. Оставив семью, привыкшую к подобным отлучкам, я проехал в поезде несколько тысяч километров, и к обеду выходил из здания вокзала, держа в руках сумку с рабочей одеждой и другими нужными вещами. На этот раз — я работал в составе бригады — мы договорились встретиться возле городского парка, где недавно построенные офисы крупных банков, напыщенно и грубо оттесняли прочь скромные здания уходящих времен.

Там находился и наш офис, один из многих, присутствовавших в массивном сооружении прошлого столетия — наши начальники считали, что это добавляет им респектабельности. Собравшись, все вместе, мы должны были дождаться представителя компании и, получив направление, отправиться на указанный объект.

До сбора оставалось около полутора часов, и я решил пройтись по аллее, закрытой для проезда городского транспорта. Когда я приблизился к ней, то увидел, как с той стороны, которая была скрыта от меня домами, выставлена цепь людей в форме, а неподалеку стояло несколько машин, чья марка сразу указывала на особый статус их владельцев. Все стало ясно — кто-то, из очень важных, решил продемонстрировать свою близость к народу, а так как сам народ следовало допускать в дозах умеренных, то всех, не попавших на эту улицу до приезда гостей, просто-напросто, от нее отсекали. У меня не было никакого желания спорить с представителями властей, да и солнечный день, не смотря на начало ноября, располагал к прогулкам на любой территории. Совсем близко, параллельно аллее, находилась другая улица, и там людей в форме не наблюдалось. Я прошел туда и стал фланировать по ней, осматривая витрины магазинов, присутствующих практически на каждом шагу. Я зашел в один, другой, покачал головой при виде цен, недоступных моему пониманию, — невозможно было понять, как какая-то безделушка, могла стоить ровно в двадцать, а то и тридцать раз больше того, чем она стоила, где ни будь, на окраине. И все из-за того, что она продавалась в таком шикарном бутике…

Следовало возвращаться. Перебросив сумку на плечо, я остановился, чтобы купить газеты в киоске. Пока я выбирал прессу и доставал мелочь, готовясь расплатиться, очень быстро, буквально за несколько минут, испортилась погода. Все заволокло неизвестно откуда набежавшими тучами, сильно потемнело, резко усилился ветер. Прохожие, которых на улице находилось немало, недоуменно посматривали на небо — настолько неожиданно исчезло солнце, только что гревшее землю

своими лучами. Некоторые поспешили укрыться от начинающего накрапывать, дождя, прячась под навесами автобусных остановок, другие ускорили свой шаг, а кто-то просто приготовил зонт. Еще больше потемнело. Создалось такое впечатление, что на улице уже вечер. Небо над головами стало свинцовым. Я в сердцах выругался — не хватало еще прийти в контору промокнувшим насквозь! Но некоторых такое изменение погоды только позабавило — проходящая мимо парочка, смеясь и дурачась, декларировала стихи известного поэта, посвященные грядущей буре.

Молодой мужчина, одетый очень стильно, брезгливо поморщился, протягивая продавщице цветов — неопрятной и немолодой тетке, у которой была явно видна грязь на ладонях — сложенную вдвое, купюру. Его спутница, для которой предназначался букет, нетерпеливо, и как должное, ожидала, пока цветы переходят из рук в руки. Мимо мчались машины, многие — с зажженными фарами. Одна из них остановилась метрах в десяти от меня, и из нее выбрался лысоватый, полненький и чрезвычайно деловитый пассажир, сразу оттеснивший меня от киоска. Он, почти не глядя, набрал такую охапку газет и журналов, что я усмехнулся — в этом киоске план на сегодняшний день реализован более чем достаточно! Стало немного светлее — загорелись фонари уличного освещения. Видимо, кто-то все же решил, что они не помешают, не смотря на столь раннее время. Дождь все еще никак не начинался, а холодных капель, которые с силой швыряло в лица, стало несколько меньше. Зато еще более усилился ветер, да так, что даже стоять на ногах становилось значительно труднее. Какое-то, смутное, неуловимое чувство тревоги, кольнуло меня, и я, не понимая почему, оторвал глаза от статьи и посмотрел по сторонам.

Что-то носилось, витало в воздухе, создавая впечатление дискомфорта и странного ощущения, которому я не мог найти объяснения — вроде покалывания кончиков пальцев, как при онемении. Хотя, на первый взгляд, все было как обычно, в знакомой суете. Стайка подростков с шумом оккупировала телефонный аппарат, висевший на углу дома, и рьяно обсуждала чей-то необычный наряд, попутно договариваясь о встрече с их абонентом на его квартире. Блестящий, серебристый автомобиль подъехал вплотную к тротуару, из него с шумом и отдышкой выкарабкалась полная сердитая дама, что-то громко и недовольно выговаривающая водителю, оставшемуся за рулем. У проезжающего на другой стороне улицы, троллейбуса, отсоединились токопроводящие уши, и шофер, нисколько не торопясь и не реагируя на сигналы стоявших позади него машин, вышел из кабины и стал развязывать узел веревки. Компания кидал, завлекла очередную жертву и теперь усиленно обрабатывала ее, не замечая ни испортившейся погоды, ни стражей порядка проходящих неподалеку. Впрочем, те словно и не видели их, направляясь куда-то по своим делам.

Я слегка поежился — ветер стал совсем уж пронизывающим, а искусственный мех куртки плохо сохранял тепло. Оставалось дождаться только конца обеденного перерыва в конторе, и я, в который раз посмотрел на часы. На табло азиатской штамповки высветились цифры — 13–27. Эти числа я запомнил навсегда…

Тучи, висевшие над головой и угрожающие нам проливным ливнем, вдруг резко сорвались с места и с немыслимой, чудовищной скоростью, стали уноситься вдаль. Ощущение было такое, словно кто-то невидимый, принялся утаскивать их своей незримой и гигантской рукой. Это выглядело так неожиданно и жутко, что у меня перехватило дыхание… Вместе с тучами, как спущенная с цепи, собака, сорвался ветер… Это был просто ураган, сносивший все и всех на своем пути. Меня ударило внезапным порывом о стену дома, отчего, на пару секунд, у меня потемнело в глазах. Вырванные из рук сумка и перчатки вместе с сорванной шапкой мгновенно исчезли где-то вдали. Куртку раздуло, из-за сорвавшейся молнии, отчего меня еще и протащило по асфальту до ближайшего столба, в который я смог вцепиться, и, лишь поэтому, не оказаться на проезжей части дороги. Поднялась такая невероятная пыль, которой вроде как неоткуда было взяться, что видимость сократилась до предела нескольких метров. И так же неожиданно, как появился, этот бешеный порыв унесся прочь, подхватив с собой тех несчастных, которые, подобно мне, не успели, за что ни будь, ухватиться, чтобы остаться на месте.

Кто-то закричал. Я поднял голову — над нами, всего в нескольких метрах, как хищная птица в бреющем полете, промелькнула тень. Сразу раздался вопль ужаса — сорванный с крыши лист металлочерепицы влетел в тот самый киоск, в котором я несколько минут назад выбирал газеты… Он вонзился острым краем прямо в окошко продавца. Откуда-то, из самых глубин подсознания пришло понимание того, что это только начало и самое страшное еще только предстоит. Это ощущение так сильно сдавило мне сердце, что я, задыхаясь от боли, упал на колени и протянул перед собой руки, словно пытаясь защититься от неизбежного конца. Резко, в одно мгновение, все залила волна слепящего света. Все стало очень отчетливым, стало просматриваться без малейших усилий то, что находилось очень далеко отсюда… и сразу за этим светом резануло — вот Оно! Началось!