На Рио-де-Ла-Плате
Шрифт:
В прихожей сидели пеоны и тоже играли в карты. Мое появление ничуть не смутило их.
Я не запирал свою комнату, чтобы в мое отсутствие слуги могли войти туда. Луна светила ярко и прямо в окно, поэтому другого освещения не требовалось. Я убедился, что окно по-прежнему было заперто. Но не заглянул под кровать. Я бы не преминул это сделать, но за мое здоровье так усердно пили, мне пришлось столько раз чокаться с гостями, что крепкое фабричное вино утомило меня, а натурального вина здесь не было. Я задвинул засов и, как только улегся, тотчас погрузился
Жизнь в прериях настолько натренировала все мои чувства, что они служили мне даже в глубоком забытье. На этот раз мне снилось, что я лежу в лесу и ко мне крадутся индейцы. Один из них подошел и замахнулся, собираясь заколоть меня. Я стал защищаться, вскочил — и проснулся и сел на кровати, причем, наверное, довольно резко.
Лунный свет по-прежнему заливал комнату, лишь возле двери было что-то темно. Мне показалось, что там стоит человек.
— Кто тут? — спросил я.
Не получив никакого ответа, но услышав тихий скрип, я спрыгнул с кровати и бросился к двери. Она была закрыта, и я подумал, что, скорее всего, мне показалось, что там кто-то есть. Я снова улегся и проспал до утра.
Когда я поднялся и, умывшись, хотел выйти из комнаты, то, к своему удивлению, заметил, что засов уже отодвинут.
Я был уверен, что вечером запер дверь и во время ночного пробуждения не открывал ее. Почему же она была открыта?
Я осматривал залитую светом комнату, но не увидел нигде ни следа, оставленного визитером. Из моей одежды и вещей, из содержимого моих карманов ничего не пропало. Оружие тоже было в полном порядке. На полу я заметил обрывок красной шелковой нитки, оставленной здесь словно после шитья.
Была ли эта нитка здесь вчера? Вполне возможно! Пожалуй, я все-таки отодвинул ночью засов, открыл дверь и выглянул наружу. Потом забыл ее запереть.
Я успокоился: ведь у меня ничего не пропало, и я направился в столовую, где вся семья уже сидела за шоколадом.
После завтрака дама удалилась, а оба мужчины возобновили вчерашний разговор. Они, казалось, были уверены, что я передумал, но им пришлось убедиться в обратном. Они прибегали к всевозможным доводам и возражениям, но не произвели на меня ни малейшего впечатления. Мне было совершенно безразлично, кто сегодня является президентом Восточного берега и кто будет им завтра или же через год, и мне вообще не приходило в голову ввязываться в авантюру ради чужих политических интересов.
Разочарование обоих было велико. Их лица помрачнели, а поведение стало сдержаннее.
— Ладно, раз вы так упорствуете, мы не смеем вас принуждать, — с трудом сдерживаясь, сказал напоследок старший Риксио. — Надеюсь, вы хотя бы сдержите уже данное вами слово и до поры до времени не передадите нашим врагам содержание нашей беседы?
— Я не скажу об этом вообще ни одному человеку.
— Сколько еще вы намерены пробыть в стране?
— Я пересеку ее и не собираюсь где-либо задерживаться. Вы лучше меня знакомы со здешними расстояниями и, стало быть, понимаете, что через несколько дней я покину
— Так будет лучше для вас. Ваше сходство с Латорре может причинить вам массу неприятностей. В ваших же собственных интересах нигде не останавливаться.
— Я последую вашему дружескому совету немедленно и отправлюсь в путь.
Под конец он говорил почти с ненавистью. Конечно, это меня раздосадовало. Поэтому я сразу повернулся к двери.
— Как хотите, сеньор, — крикнул он мне вдогонку. — Мы вовсе не подразумевали, что ваш отъезд необходим. Мой дом в вашем распоряжении, и можете оставаться здесь сколько вам заблагорассудится. Впрочем, уже решено, что мой сын поедет вместе с вами.
— Тогда я попрошу его поторопиться со сборами. Через полчаса я оставлю Сан-Хосе.
— Мне не удастся так скоро уехать, — пояснил офицер. — Я смогу отправиться в путь только после обеда.
Это была всего лишь отговорка. Я сказал, что не смогу столько ждать, и направился в конюшню. Потом я попрощался с семьей, которая так радушно приняла меня и так холодно проводила. Как водится, чаевых мне пришлось выложить больше, чем получить удовольствия.
На почтовой станции я нашел йербатеро, ожидавших меня. Монтесо сразу сообщил мне, едва я вошел:
— Сеньор, вы были правы: полицейский комиссар не поехал в Монтевидео. Вчера вечером он слонялся по двору, а когда увидел меня, то живо убрался отсюда. Он что-то замышлял.
— Нам надо быть осторожными. Куда мы сегодня поедем?
— В Пердидо, на станцию для дилижансов, она оборудована кое-какими удобствами.
— Мнимому полицейскому комиссару вы, естественно, сообщили наш маршрут?
— Да.
— Увы, теперь его не изменить.
— О нет, его можно изменить. Мы остановимся в другом месте.
— Гм! Неплохое предложение, но можно и возразить. Вы говорите, что Пердидо всего лишь станция, то есть отдельное, одиноко стоящее здание?
— Да, оно лежит посреди равнины. Оттуда хорошо видны все окрестности.
— Тем лучше. Мы знаем, что этот человек тоже прибудет туда, и как следует подготовимся к его появлению.
— Согласен. Когда отправляемся в путь, сеньор?
— Как можно скорее.
— Мы готовы, здесь нам делать нечего.
Лошади у йербатеро стояли уже оседланными. Через пять минут город, где я впервые побывал на южноамериканской тертулье, был позади.
Что касается местности, по которой мы ехали, то можно лишь повторить сказанное. Характер ее одинаков во всем Уругвае: пологие холмы вперемежку с ложбинами; узкие, глубоко врезанные в почву ручьи или речушки, устремленные к Рио-Негро; широкие открытые равнины и опять они же — короче говоря, однообразная картина в полном смысле этого слова.
Вскоре после полудня мы увидели перед собой довольно большое здание, почтовую станцию с трактиром и мелочной лавкой, стоявшую возле речки. А еще мы заметили всадника, который галопом мчался на запад; он удалялся от того самого дома, где мы хотели остановиться.