На росстанях
Шрифт:
Бабка вначале хотела обидеться — ей показалось, что учитель насмехается над ней. Но она сдержалась и только с укоризной проговорила:
— Ну, если вы не верите картам, то нечего вам и ворожить.
— Милая бабка Параска! — горячо сказал учитель. — Верю я или не верю, это не важно. Главное в том, что мне интересно послушать такую славную и умную ворожею, как ты.
Бабка была совершенно обезоружена, а Лобанович еще добавил:
— А если я посмеялся над бубновым королем, ты на это махни рукой. Рыжий балбес мрачного вида! Я только подумал: кто же из высокого начальства мог принять вид бубнового короля? И сам себе ответил: это наш директор народных училищ,
Бабка Параска не могла удержаться, слушая веселые шутки учителя, а сама рассмеялась. А затем, резко переменив тон, серьезно сказала:
— Вот вы смеетесь и меня рассмешили, это и есть тот добрый знак, что с вами ничего плохого не случится.
И как бы в подтверждение этих слов и ворожбы бабки Параски на следующий день Лобановичу принесли довольно объемистый пакет. Лобанович вытащил из конверта бумагу, в которой за подписью директора народных школ Менской губернии Акаронки выражалась благодарность учителю верханской школы Лобановичу за образцовую подготовку учеников к экзаменам.
XXXI
Возвратись из Микутич, Лобанович не раз вспоминал знакомый хутор, Антонину Михайловну и свою ученицу Лидочку. Нужно все же зайти к ним и так или иначе закончить занятия, довести дело до конца. Ведь нельзя же не учитывать того обстоятельства, что не сегодня-завтра его, Лобановича, из школы уволят. В этом он нисколько не сомневался. Не поможет и благодарность дирекции народных школ. Сообщение полиции о нелегальном собрании учителей в Микутичах, как видно, еще не дошло до высокого начальства. Это высокое начальство всякий раз, когда о нем думал Лобанович, вызывало в памяти ворожбу бабки Параски, а мрачный директор народных школ Акаронка напоминал сердитого бубнового короля. Интересно, как отнесутся к учителю мать с дочерью, когда узнают, что он без службы?
На третий день после возвращения из Микутич Лобанович направился на хутор по хорошо знакомой дороге. Поравнявшись с тем леском, где когда-то попались ему боровики, учитель свернул с дороги, побродил по лесу, а затем присел на гладко спиленный дубовый пень. В лесу было так хорошо и так спокойно, что даже неприятное событие, занимавшее учителя все эти дни, отступило на задний план. Да с ним Лобанович уже свыкся, оно сейчас в прошлом. А жить надо сегодняшним и завтрашним. Что будет дальше? Ну, уволят из школы. Куда же он двинется и что будет делать?
Лобанович вышел из лесочка. "Что сказать Лидочке и ее матери и как сказать?" — спрашивал он себя.
Вот и поворот на хутор Антонины Михайловны. Лобанович шел среди полей, засеянных озимой рожью и яровыми. По сторонам узкой, малонаезженной дорожки среди разных трав и цветов буйно рос и уже вызревал пахучий тмин — приправа многих крестьянских кушаний. И сама узенькая дорожка, и придорожные травы и цветы, и этот душистый тмин напоминали Лобановичу теперь уже довольно далекое детство, когда он ходил по таким же тропинкам с матерью или один и не носил в сердце никаких забот… Эх, счастливая, невозвратная пора!
Лидочка почему-то была уверена, что сегодня к ним придет учитель. И тот сон, который приснился ей в Эту ночь, как объясняли деревенские женщины, означал гостя. А снилось ей, что какой-то страшный жук бился в стекло окна, намереваясь залететь в хату и укусить Лидочку. Если сон про жука действительно означает приход Лобановича,
Несколько раз выбегала Лида во двор, выбирала удобное местечко, откуда хорошо был виден поворот на их хутор, и смотрела, не идет ли учитель. "И не потому, что очень хотела видеть его, — говорила она себе, — а просто так: должен же наконец он прийти!" Тем не менее, поглядывая на дорогу, Лида озиралась по сторонам: ей все казалось, что соседи догадываются, зачем она глядит на дорогу, кого выглядывает. А когда и действительно она увидела знакомую фигуру учителя, сердце Лидочки забилось сильнее. Хотелось, как прежде, побежать ему навстречу. Но нет, этого она не сделает! Ведь что подумает мать и что скажут люди? Как молодая козочка, юркнула она в хату. Хорошо, что там не было матеря, иначе она заметила бы волнение своей дочери. Самое лучшее — сесть за стол, углубиться в учебники и ни на кого не обращать внимания. Она вытащила из ящика учебники, развернула один и стала читать одними только глазами. Если бы кто-нибудь спросил, что она читает, девушка не смогла бы ответить. Она даже не видела букв, так как думала совсем о другом. К счастью, она быстро спохватилась и только теперь увидела, что развернула учебник географии. Ну, все равно, география тоже нужная вещь. Глядя в книжку, она думала, где сейчас должен быть учитель. Что-то долго его нет… Ну что ж, нет — пусть и совсем его здесь не будет.
Но вот стукнула дверь в сенях и Лида услышала знакомые, размеренно-неторопливые шаги. Еще мгновение — и порог хаты переступил тот, кого она ждала.
— О, какая молодчина моя Лидочка! — воскликнул Лобанович, остановившись возле двери. — Учебников из рук не выпускает! Ну, день добрый, Лидочка!
Учитель подошел к столу и поздоровался с Лидой.
— А я знала, что вы сегодня придете, — сказала Лида. Ей хотелось рассказать про жука, который приснился ей в эту ночь, но она сдержалась: ведь ставить в один ряд жука и учителя неудобно, учитель может обидеться.
— Откуда и как ты могла знать, что я приду сегодня?
Лида смутилась, опустила глазки, а затем взглянула на учителя.
— Знала — и все, — ответила она, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
— Ну, а вчера ты думала, что я приду? — допытывался Лобанович.
"Зачем я допрашиваю ее?" — промелькнула у него мысль.
Лида снова опустила глаза.
— Думать думала, а ждать не ждала, — призналась она и глянула учителю в глаза.
"А все же она славная", — подумал Лобанович.
В хату вошла Антонина Михайловна. Ласковая улыбка, заигравшая на ее губах и открывшая щербатый рот, свидетельствовала о том, что Антонина Михайловна рада видеть учителя, которого уже около недели не было здесь. Она приветливо пожала ему руку. Ее темные глаза загорелись дружелюбным огоньком. В эту минуту она была даже красивой. Антонина Михайловна присела на скамеечку возле стола.
— А мы уже и затосковали здесь без вас, — начала она.
Лида немного смутилась и опустила головку. Видимо, она боялась, как бы мать не сказала чего-нибудь лишнего об их интимных разговорах.