На росстанях
Шрифт:
— Ох, паничок, не они заводили этот строй, и не им разрушить его, — безнадежно проговорила бабка. — Да и не мне учить вас. Вы, наверно, больше знаете, чем я, но вот вы пошли против несправедливого строя, а вас взяли да уволили со службы. — Она опустила низко голову и стала фартуком вытирать слезы.
Лобанович подошел к бабке Параске и тихонько похлопал ее по плечу.
— Не плачь и не горюй, бабка. Посмотрим еще, чей верх будет. Мы еще повоюем, а ты, бабка, как жила, так и будешь жить.
Бабка вытерла фартуком заплаканные глаза и молча поплелась в боковушку, чтобы там поплакать о своем "монашке". А может, она хотела в одиночестве погадать на картах, чтобы узнать о
Лобанович, оставшись один, решил сходить к попу.
Отец Владимир и Виктор сидели в саду в беседке. С ними был незнакомый молодой человек, смуглый, мускулистый, словно высеченный из камня. Возле беседки стоял круглый стол, а вокруг него тянулись широкие скамейки. Лобанович окинул их взглядом. Ему пришла в голову дурашливая мысль перепрыгнуть через стол и скамейки. "Попробую", — сказал он себе и, ни с кем не поздоровавшись, разогнался и прыгнул.
— Глядите, что из него получается! — одобрительно воскликнул отец Владимир и добавил: — Да в тебя дух сатанинский вселился!
— Браво, браво, учитель! Больше сажени в воздухе летел, — похвалил учителя и Виктор.
Смуглый молодой человек только усмехнулся и откликнулся одним словом:
— Здорово!
Лобанович познакомился с ним. Его фамилия была Дьяченко. Приехал он к Виктору, своему приятелю, погостить. Но имелась и еще одна причина его приезда. Дьяченко был начальником боевой эсеровской дружины в одном из украинских городов на Днепре. Полиция напала на его след. Чтобы сбить ее с толку, Дьяченко, сговорившись со своими друзьями, разыграл комедию самоубийства. В одной тогдашней газете появилась заметка приблизительно такого содержания:
"На днепровской круче в районе г. К. найдена записка неизвестного человека, назвавшего себя Евгением Дьяченко: "Все надоело. Не вижу никакого смысла дальше тянуть лямку, которая называется жизнью. В моей смерти никого не виню. Прими же, родной Днепр, в свою бездну твоего незадачливого сына".
Написав такую записку, Дьяченко приехал в Верхань к Виктору и кормился от даров отца Владимира.
Отец Владимир, когда пришел к нему Лобанович, был в меру пьян и в хорошем настроении.
— Ты что же это так распрыгался? Откуда у тебя такое телячье настроение? — спросил он Лобановича.
— Эх, отец Владимир, прыгают не только от радости, но и с горя, — заметил учитель.
— Слыхал, слыхал, друже… Эх вы, мало себе под ноги смотрите, вот и спотыкаетесь, — пожурил батюшка Лобановича, а в его лице и всех неосторожных молодых людей. — Что же теперь делать будешь?
— Подумаю, осмотрюсь.
— Не пропадет! — уверенно буркнул Дьяченко.
— Знаешь, что я тебе скажу, — продолжал батюшка не то серьезно, не то шутливо, — подавайся в попы. Вот здесь, в моем приходе, и оставайся. Будем вдвоем бога хвалить и копейку загонять, и никакой нам черт не брат.
— Плохой из меня божий служка, — шутливо ответил Лобанович.
— Очень хорошим и не надо быть. Не слишком ударяйся в святость, ведь лишнего и свиньи не едят, но и плутом чрезмерным не надо быть, а так себе, серединка на половинку. А впрочем, как себе хочешь, — заключил батюшка, махнул рукой, поднялся и побрел в свои поповские хоромы.
— Вам ладо связаться с партией настоящих революционеров, — сказал Лобановичу Дьяченко, — и стать членом партии. Партия поможет вам во многом. У нее есть связи, с ее помощью можно и работу найти.
— А в какую партию вы мне советуете пойти? — спросил Лобанович.
— В партию социалистов-революционеров. Она, как никакая другая партия, выражает интересы крестьянства.
Лобанович усмехнулся.
— Плохой был бы тот сват, который не похвалил
XXXIV
Лобанович уже свыкся с мыслью, что он отрезанный ломоть в школе, что средства к жизни нужно добывать каким-то другим способом. Но голову он не вешал. Неужто в этом большом и широком мире не найдется пристанища для одинокого человека, свободного, ничем не связанного? Обнадежил его и Дьяченко, когда советовал теснее связаться с партией революционеров, где можно найти поддержку. Дело только в том, какую выбрать партию, чтобы она соответствовала всем твоим чаяниям. Прежде чем связать себя с той или иной партией, надо внимательно присмотреться к ней, правильно выбрать дорогу. А пока что важно одно — не застаиваться на месте, ни в коем случае не опускаться, а идти вперед, навстречу жизни, и не потеряться в ней. Жизнь таит в себе неисчерпаемые возможности, она богата разными событиями, которые откроют перед учителем еще неведомый ему мир.
В эти дни Лобанович любил бродить в окрестностях Верхани без какой-либо определенной, конкретной цели. Страсть к скитаниям заметно подогрел приятель Лобановича Янка Тукала. Сегодня Лобанович получил от него письмо. Янку также уволили с должности учителя. Но и он не горевал и бодро смотрел вперед. В письме он прислал такое стихотворение:
Глупец! Где посох твой дорожный? Бери его, пускайся в путь! Пойдешь ли ты через пустыни Иль в город пышный и большой, Не оскверняй ничьей святыни, Нигде приют себе не строй.Стихотворение это отвечало настроениям молодых учителей, увлекало их своей романтической туманностью.
Тем временем приближалась осень. Не за горами был и сентябрь, когда учителя после каникул собирались в свои школы, как птицы в отлет на юг. Только ему, Лобановичу, закрыты пути в теплые края. Время подумать о сдаче школы волостному правлению либо непосредственно своему преемнику, который мог здесь появиться каждый день, а самому убираться подобру-поздорову.
Возвратившись однажды из своих скитаний по окрестностям Верхани, Лобанович встретился с Иваном Антипиком. Тот за лето порозовел, загорел и нагулял себе немного жирку. Его небольшие рыжеватые усики подросли, в он часто разглаживал их пальцами. Это украшение делало Антипика в глазах Лобановича похожим на гоголевского винокура: усы были такие, что казалось, будто владелец их держал в зубах мышь. Антипик имел вид человека, довольного собой, своей жизнью и своими дальнейшими планами. Он уже знал, какая беда приключилась с его коллегой.
"Вот кстати приехал, не будет хлопот со сдачей школы!" — обрадовался Лобанович.
С грустной физиономией, как и подобало в таком случае, Антипик сочувственно произнес:
— Невеселые новости, плохие дела, Андрей, — Антипик имел в виду увольнение Лобановича.
— А что случилось, Иване? — притворился непонимающим Лобанович.
— Со мною ничего не случилось, — защелкал языком Антипик. — Наоборот, я получил назначение в лучшую школу, в Клинки. А вот ты… подгулял, братец. Ай-яй-яй! — укоризненно и вместе с тем сокрушенно покачал головой Антипик. — Ну, чья правда? — с видом победителя спросил он и добавил: — Лезть на рожон никому не рекомендуется. Не трогай ничего и не бойся никого. Сиди тихо, не трогай лиха.