На руинах Эдема[СИ]
Шрифт:
И кто-то из желтовато-серой пелены протягивают мне руку с нарисованным на ней солнцем и шепчет-шуршит вкрадчиво:
— Ты ведь все уже поняла, правда?
Я беспомощно улыбаюсь в ответ. С чего же я решила, что смогу играть по своим правилам? Все продумано на десять ходов вперед — течение партии не изменить.
Тео продолжает тянуть ко мне ладонь, а я принимаю ее — не потому что хочу или боюсь окончательно завязнуть во времени-песке. Просто так надо поступить. Сил на бессмысленные попытки действовать вопреки не осталось совершенно.
Мы с Тео шли, взявшись
— Знаешь ли ты, Тереза, что я и такие, как я, лгать не умеем?
— «Я соврал только однажды в жизни — сейчас», — усмехнулась я. Поводов верить странному созданию не было. Он слишком могуществен, чтобы иметь повод для честности, и слишком жесток, чтобы говорить правду просто так.
Тео улыбнулся в ответ краешком губ, будто счел мой сарказм по-настоящему забавным.
— Верь не верь, но это так. Ложь — дар исключительно человеческий. Зато мы — мастера недомолвок, искусно ускользаем от ответа, подбираем двусмысленные формулировки, когда того требуют обстоятельства… Поэтому, хочешь я расскажу тебе сказку?
Я пожала плечами: что ж сказка так сказка. Спешить нам, так понимаю, некуда.
— Это не сказка даже, скорее легенда, — начал он. — Только, умоляю, не спрашивай, сколько в ней правды, а сколько — вымысла. Я и сам не знаю ответа.
Есть легенда о Великом Ребенке, которая известна во всех временах и мирах, только в каждом — по-своему. Как и все дети, он любил играть, однако игрушки имел очень необычные. Главным развлечением была Его сила мысли, подчиняясь воображению, она создавала мириады миров, прекрасных и суровых, больших и маленьких — но было у них нечто общее, каждый был пуст. И в отрезок вечности, который можно назвать словом «однажды», Ребенок осознал свое одиночество. Он погрузился в тоску, и ничто больше не радовало: ни старые миры, заброшенные и забытые, ни сотворение новых.
Тогда Ребенок лег спать, чтобы отвлечься в мире сновидений от своей печали. Приснилось Ему, что он пришел в один из своих миров и увидел там множество других детей. Сначала они играли и веселились вместе, а потом юные лица превратились в злобные мордочки… Дети окружили великого ребенка, набросились на него и убили.
Он очнулся от первого во вселенной кошмара, в смятении, но без страха. Ведь Ребенок был еще и очень мудр и знал: то, что должно свершиться — свершится, так или иначе. Вернулся к своим мирам и отыскал среди них тот самый, что видел во сне. Небольшой голубоватый шарик не был самым красивым иди самым суровым, он ничем не выделялся среди остальных. Как и в тысячах других миров, его поверхность покрывали леса, океаны и пустыни. Так же, как и остальные, был он пуст и безжизнен.
Ребенок подумал и в первую очередь сотворил птиц. Ведь как и все дети, что еще не разучились этого делать, он любил летать и вручил своим первым детищам этот дар. Потом он создал рыб, свободных в морских глубинах
Сначала новый населенный мир захватил Ребенка и он мог просиживать в наблюдении над ним вечность за вечностью. Но постепенно и эта игрушка приелась ему и, рассыпав над землей, птицами, рыбами, зверями и людьми горсть пыли-времени, он ушел к другим планетам.
Он создавал обитателей и для них, причудливых и непохожих на жителей первого мира, вот только даже в игре фантазии мысленно возвращался вновь и вновь к оставленным без присмотра детям. Решившись навестить их, он вновь спустился на землю… и ужаснулся увиденному. Детей стало гораздо меньше, вместо них появились странные существа — похожие на прежних, но какие-то вытянутые, с усталыми измученными лицами. Кожа некоторых напоминала сухой лист, а в глазах застыло пустое бессмысленное выражение. Многие дети плакали, и сердце Великого Ребенка сжалось от боли и сострадания. Понял он, что создал слишком хрупких созданий, что пыль времени разрушает их. Так закончилось царство вечного детства и начался удел человеческий. Так в миры пришли сестры Сна — Старость и Смерть, а великий Ребенок познал скорбь вместе со своими творениями.
В приступе тоски, разочаровании в собственном создании, он покинул миры, оставил людей наедине с их свободой…
Тео как-то странно улыбнулся, завершая свой рассказ.
— И это все? — не поверила я. — Почему-то мне кажется, что у этой истории не хватает финала.
— А его и нет пока, — подтвердил мужчина, на этот раз абсолютно серьезный. — Разве только…
— Что?
— Кое-кто поговаривает, что Ребенок захотел испытать то, чем невольно наделил свои творения.
— Не понимаю… — покачала головой.
— Все просто. Ребенок вырос и… забыл о своих «игрушках». А за его мирами стали присматривать другие…
Тут настала моя очередь для грустных усмешек.
— Так понимаю, вы себя имеете в виду? Новые Бог и Дьявол вместо прежнего, повзрослевшего и забывшего…
— Нет… — прошелестел Тео. Его фигура начала странно бледнеть одновременно излучая сияние, становившееся ярче и ярче с каждым мигом. Меня пугал этот свет, хотелось подобно животному скрыться от него, убежать прочь в безопасную темноту… Все что я могла — прикрыть глаза ладонью, чтобы не ослепнуть.
— Смотри же… Смотри — и узнаешь…
То, что происходило дальше, объяснить я бессильна. Это ни капли не походило на предыдущие демонстрации, который устраивал для меня Тео. Смотри, сказал он… Но смотреть — и видеть — глазами оказалось невозможно. Тысячи, десятки тысяч картин проносились в моем сознании, а самое странное — я могла осознать их. Только это оказалось больно и жутко — века, сжатые до долей секунд и силой засунутые в мой мозг.
Под конец ноги не держали, я упала, жадно глотая воздух вперемешку с песком.