На румбе 202
Шрифт:
Витя резко повернулся. На соседнем причале, в нескольких метрах от них, стоял мальчишка... Ростом он, пожалуй, не выше Вити. Ну, может быть, на чуть! Хотя на вид кажется старше. Но это, очевидно, благодаря матросской форме и спущенному до самых бровей синему берету. И стоит он по-флотски — широко расставив ноги...
— Видишь, даже посторонний мальчик над тобой смеется, — и мама дружелюбно обратилась к насмешнику: — Ты, наверно, ученик? Или работаешь здесь, в порту?
— Плавсостав, — картинно вытянулся мальчишка.
— Да?
— Смену белья, зубную щетку, иголку и нитки, — отчеканил мальчик.
Витя не привык к насмешкам. А тут этот задавала! Еще моряка из себя строит! А вдруг дядя близко? Может быть, идет за ящиками сейчас и слышит их разговор. Пли кто-нибудь из команды «Богатыря» услышит, — ведь неизвестно, что за люди проходят мимо по причалу?
— Я в стенгазету статью писал на тему: «Роль радиосвязи в нолевом районе». Нолевой район —это Дальний Восток, — говорит Витя. Только маме. От местного мальчишки Витя демонстративно отвернулся. — Знаменитый исследователь Камчатки Беринг еще не столько бы открыл, если бы у него был радиоприемник! И передатчик! А ты выкидывать. . . Топор, конечно, устаревший инструмент. . . Но необходимый! И в лесной чаще, и во льдах, и во время подъемов на огнедышащие вулканы!
Не прекращая своей лекции, которая никак не предназначена посторонним слушателям, Витя быстренько уложил в рюкзак все свое техническое оснащение.
Думаешь, над входом в Горный институт висит эмблема топор и молоток — это так себе? Зря? Думаешь, Пржевальский отправился бы в путь без топора и простейшей веревки? Как же! А Миклухо-Маклай?
— Какой Пржевальский?— заинтересовался мальчик во флотском.— Первый помощник с «Октября»?
— Плавсостав...— с негодованием и вместе с тем с торжеством превосходства своих познаний над чужим невежеством процедил сквозь зубы Витя. — Помощник? Это Пржевальский-то помощник?!
— Путешественник!
– включилась в разговор мама. Твой Миклухо-Маклай к дикарям попал, а ты будешь на советском судне плавать, заходить в советские порты...
— Неизвестно! Тихий океан только называется Тихим, я читал, каким он бывает тихим... — Витя глянул одним глазом на «местного»-пусть послушает, что здесь тоже не лыком шиты, кое-что знают.— Мама, нужно быть готовым ко всему! Не покоряться стихии, а покорять! Вот девиз советских мореплавателей. Представь, наше судно попадает в туман. И с полного хода разбивается...
— Об туман?—расхохотался парнишка.
— Ну, чего обрадовался?'—обозлился Витя. — Каждый дошкольник знает, что разбиваются не об туман, а об... коралловые рифы, подводные скалы!
А радиолокатор? — Мальчишка внезапно замолчал. Берега он в радиолокатор сам видел, когда они шли в тумане. Капитан, не раз разрешал ему заглянуть на экран. А вот видны ли камни под водой? Чтобы скрыть свое замешательство, он ловко плюнул в воду.
Витя понял этот плевок
— Капитан всегда знает, где он находится, — продолжал флотский.—Для этого есть радиопеленгатор. И штурман судно не так себе ведет. У него на столе карта с проложенным курсом. И никуда он с этого курса не денется!
— А если на плавучую льдину наскочишь? На айсберг? Из Ледовитого океана через Берингов пролив льды и летом могут прийти!
В процессе спора Витя позабыл, что разговаривать он решил только с мамой. Но похоже, что его знания подействовали на «плавсостав». Ишь, стоит прислушивается. Витя демонстративно повернулся к местному мальчишке спиной и продолжал разговор с мамой:
— Дрейфующие льды только одной десятой своей высоты возвышаются над водой. Девять десятых скрыто под водой. Я про это в научно-популярной книге прочел. Ты не читала? И вот, мама, ночь. Туман! Айсберг! Грохот столкновения! Пробоина!!! И судно пошло ко дну.
— Виктор! Я немедленно иду и компостирую билет обратно в Ленинград. Ты что, плавать или тонуть собрался?!
Витя понял, что перестарался.
— Да нет, мама, это бывает так редко, что по закону вероятности. ..
– Подожди, — прервала мама и заслушалась. В порту зазвонили склянки. На разных судах по-разному. Обычные, русские,—двойные удары в рынду. Изощренные — тройные итальянские... Некоторые вступали одновременно, другие — чуть опаздывая, создавали как бы подголоски, как бы перекличку стоящих у причалов и на рейде судов.
Одновременно с последним ударом на причале показалась охранница.
— Извиняюсь, гражданочка! Двенадцать часов. Скоро моя сменщица явится, а вы тут в неположенном месте находитесь. Раз нет вашего капитана, справились бы в диспетчерской, тут рукой подать, у элеватора. Пойдемте, я покажу.
— Да, да, — заторопилась мама. — Действительно, сколько можно ждать? Витя, ты побудь тут. С этим мальчиком. Можно? — обратилась она к охраннице.
— Ладно, — махнула рукой охранница. — Только чтоб здесь не курили!
— Что вы! Что вы! — замахала руками мама, еле поспевая за шаговитой охранницей.— Ведь они дети!
— Знаем мы этих детей, — донеслись до ребят слова скрывшейся за штабелем ящиков охранницы.
На площадке между причалом и рядами бочек мальчики остались одни.
— Вы что же, сюда из самого Ленинграда притопали? — спросил мальчик.
Вопрос был миролюбивый. Без подковырок. Но Витю не поймаешь на мирные приманки.
— А тебе что за дело? Лезешь!.. Вот что твой штурман может сделать, если пробоина? Говори, что? Ага-а, не знаешь?
— А где пробоина, в носу или в корме?
— Посредине!
— А машина работает?
— Работает... пока. .. — Витя не твердо уверен в поведении машины, но выходить из вспыхнувшей по его же почину дискуссии он не намерен. — Пока работает, — повторяет Витя. — Но пробоина большая!