На самом деле
Шрифт:
Все в хранилище выглядело как прежде, только теперь — в черном цвете. Угли сохранили форму папок, книжек, связок и коробок. Призраки погибших единиц хранения по-прежнему покоились на полках, закопченных, покривившихся. Остатки от столов и стульев как будто приглашали сверить фонды.
Пламени не было, и в помещении не было жарко: видимо, пожар закончился задолго до прихода гардеробщицы. Огонь пожрал, что было можно, и погас. Вот только — как он загорелся? Отчего?
Нинель Ивановна поняла: хранилище кто-то поджег! Ужасаясь, она шла и шла вглубь хранилища, будто оглохнув, обезумев от жуткого вида пожарища. Внезапно взгляд ее упал на
— Господи! Нинель! Ты, что, не слышишь? Боже мой! Да что же это такое?! — донеслось до Нинели Ивановны.
Гардеробщица обернулась. У двери в хранилище стояла дрожавшая и бледная Лидия Васильевна.
— Нинель! Нине-е-е-ль… — плача, лепетала она, не в силах сделать шаг вперед. — Да что же… Кто же… Как же…
Гардеробщица нагнулась, быстро подняла бумажку, вышла из хранилища и нежно, как подруга, обняла свою начальницу.
— Учуяла по запаху, — сказала она коротко.
— О господи… Да это же…
— Поджог, Лидия Васильевна. Крепись, родная. Это силы зла.
— Что!? — воскликнула начальница.
— Они. Жидомасоны. Тамплиеры. Розенкрейцеры. У них полно имен. Они повсюду. И они нам угрожают. Посмотри-ка.
На клочке бумаги, который нашла на полу Нинель Ивановна, готическими буквами было написано: «ILLUMINATI».
— Что это такое? — простонала начальница. — О господи! Меня же теперь посадят…
— Новое название их секты, — важно объяснила гардеробщица. — Вернее, одно из них. Черная метка.
Хранительница, бледная как полотно, медленно сползла по стенке, осела на пол и, окончательно потеряв сознание, завалилась на правый бок.
Архив закрыли. Приехала полиция. Допросили всех — Нинель Ивановну, Лидию Васильевну, работников, студентов. Опросили людей, живущих рядом. Тщетно. Никто ничего не видел, не слышал, не знал. Да и как было увидеть, если у хранилища нет ни окон, ни отдельного входа?! Судя по всему, пожар произошел ночью или поздним вечером. Но ведь вчера, когда все уходили, никаких источников огня в здании архива, а уж тем более в хранилище, не оставалось. Их там и не было никогда! Что же могло случиться? Если это был поджог, то каким образом преступник сумел проникнуть в помещение, не сломав дверей и не оставив следов? Следствие смогло сказать лишь то, что ни взрывчатки, ни бензина, ни иных горючих веществ на месте происшествия не обнаружено.
— Наверное, проводка. Мы, конечно, будем разбираться, — лениво сообщил участковый. — Только сами виноваты. Почему сигнализацию не чиним? Следить надо за состоянием оборудования!
Противопожарную сигнализацию в архиве установили сорок лет назад, и она благополучно не сработала.
Полицейские, записав фамилии, адреса и телефоны всех тех, кто вчера находился на работе, удалилась. Нет, этим людям в форме Нинель Ивановна никогда не доверяла. Ха! Проводка! Смех на палочке! Да ежу понятно, что хранилище сожгла секта мерзавцев. Страшную улику гардеробщица не стала показывать полиции: ведь в то, что это как-то проливает свет на преступление, не верила даже Лидия Васильевна. Придя в себя, она взяла бумажку у Нинели и, взглянув с обратной стороны, прочла на ней: «Дверь распахнулась, лицо Лэнгдона обжег… стремительно рванувшего…».
— Какой-то мусор, — сделала вывод хранительница.
Гардеробщица презрительно фыркнула. Наплевать, что думают догматики! Она-то точно знает, что к чему в этой истории.
Среди сгоревших документов было то письмо от Прошки к Софье,
Гардеробщица решила бросить вызов тамплиерам.
Из романов она знала, как расследовать злодейства. И тотчас же взяла след.
Этот тип в плаще — Дроздов — ей сразу не понравился. Уж очень он был похож на вражеских шпионов с советских плакатов и на героев с обложек книг Дэна Брауна! Должно быть, так называемый Дроздов сейчас смеется, потирает руки, сообщая своему магистру о том, что задание выполнено. А магистр отвечает: «Классно, сын мой, твое дело здорово послужит всему братству в деле истребления человечества!»
— Скажите, к вам в хранилище случайно не входил такой высокий дядька с длинной бородой? — спросила гардеробщица у студентов.
— Нет, — сказала девушка.
А парень неожиданно припомнил:
— Я его встретил… Как раз у двери! Это был конец дня!
Вечером полицейские сообщили, что такого профессора — Виктора Петровича Дроздова — не существует. Как и Института палеографии, который якобы дал ему отношение.
12
За три дня до пожара и на расстоянии тысячи километров от архива в маленькой квартирке мучился уставший человек.
Он вышел на балкон. Немного покурил, но мыслей в голове только убавилось. Прошелся по комнате. В кухне налил чаю, залпом выпил. Заглянул на всякий случай в холодильник, хотя знал, что там нет ничего, кроме селедочных голов. Печально, что жену он так и не завел. Теперь есть нечего.
Зевая, он побрел обратно в комнату, где плюхнулся за компьютер. Нажал иконку «Ворда» и уставился на чистый, хоть и виртуальный, лист бумаги. «Не могу! — подумал он. — Наверно, исписался. Нет, надо собраться. Я сейчас… сейчас… начну!» Он был жалок. Больше всего он напоминал сейчас сам себе персонажа Бельмондо из «Великолепного».
Редактор уже трижды звонил и вежливо интересовался, как движется работа, скоро ли издательство получит новый труд прославленного автора. В ответ он что-то врал. На самом деле книга даже не была начата. Он жутко измотался. Ничего не мог из себя выдавить.
Наверное, дело было в том, его творчество лежало на границе полномочий муз. Вообще-то он претендовал на статус служителя Клио (музы истории), но использовал покровительство Каллиопы (музы эпоса), а то, что получалось в результате, относилось больше к ведомству Талии (музы комедии). Дочери Зевса и Мнемозины, вероятно, до сих пор не разрешили спора о том, чьим питомцем является Александр Петрович Филиппенко. Потому никто к нему и не прилетал.