На счастье
Шрифт:
Это ее зона комфорта: свет и приоткрытое окно.
Думать страшно почему именно так?!
Хоть и были догадки. Были, куда ж без них. Но он малодушно старался об этом не думать. Не хотел, и все тут.
И волосы. Господи, у его малышки были такие волосы длинные, красивые. Она их не красила даже никогда, только чуток подстригала.
А тут… он приехал и увидел: сидит в углу, а возле ног ножницы обычные, канцелярские, и… локоны.
Обкорнала, подчистую. Если бы была машинка в комнате, она бы и ею воспользовалась.
Но ей нужно было, видел, они ей мешали и, кажется, пугали. Смотрела на них, как на змей, и застыла в ожидании, будто ждала, когда ожившие локоны, удавкой на шее лягут и сожмут, перетянут кожу.
У Петра глаза повлажнели, и сердце стало камнем в груди.
Но ни слова ей не сказал, только собрал руками мягкие локоны и выбросил в мусорное ведро. Ничего другого ему просто не оставалось.
Не было у него времени на раздумья и надуманные переживания или сожаления. Ему нужно было решать, что делать, и как дочь из этого ада вытаскивать.
***
Они сидели на кухне. Молчали. Каждый уже выдохся, приводя свои аргументы в пользу своей правоты.
Камилла отвернулась от бывшего мужа, смотрела в окно, сцепив зубы, сдерживала подступающие слезы.
В уме она уже признала свое полное бессилие в этой ситуации. Признала, что потеряла дочь. Не потому, что плохая мать, или что-то в этом роде. Нет, хотя глубоко внутри эта мысль не казалась ей ужасной, она казалась ей правдивой. Но мужества, чтобы это признать, на самом деле женщине пока не хватало.
Ее дочь ей не доверяла и не подпускала к себе. Закрылась, захлопнулась. Камилла утратила ее доверие, и как бы ни старалась, вернуть его не могла.
И Виталик добавлял масла в огонь. Она не его дочь, он ею не проникся. Ее проблемы его никак не касались. Это ужасно, но женщина понимала и раньше, что отцом ее девочке он не станет никогда. Не потому, что не хочет, а потому, что у ее дочери отец всегда был один, и другого ей не нужно.
Она разрывалась между дочкой и мужем, и не знала кого спасать первым. Дочь, которая отказывается принимать помощь, или свой брак, который разваливается, но еще можно его спасти?
А Петр… Петр всегда был упрям и прямолинеен. Так и сказал: «Посылай на хрен этого Виталика, и ищи настоящего мужика».
Ага, она прям уже побежала его искать. Был у нее настоящий мужик, был. Сидит вон напротив и гипнотизирует чашку с чаем. И ничего толкового из их брака не вышло. Спасибо, что дочь подарил, а так… ничего больше хорошего.
Петя так и остался собой, верный своим убеждениям и принципам. Он сильней. Он все это вынести сможет. Молча, сцепив зубы, забыв про всякие сантименты и чувства, будет с упорством бульдога тянуть их девочку. И вытянет. Она в это верила.
Ксюша характером в отца. Это сейчас видно очень хорошо. Сильная. Полна мужества. Она будет бороться сама. Откроется только равному себе по силе.
Ее малышка жесткой никогда не была. Но сейчас становилась. Приобретала необходимый панцирь, наращивала броню. Может, это и правильно. Петя сумеет сквозь эту броню пробиться, а Камилла- нет.
Но признаться себе в этом она может, а вот вслух сказать не получалось, язык к нёбу присыхал сразу.
В комнате Ксюши послышался какой-то шум и крик.
Петр сорвался с места первым, Камилла за ним.
Он замер посреди комнаты и смотрел на дочь, стараясь не показать насколько он напуган, и как его внутри всего колотит.
Мысли заработали быстро и четко, и он сразу понял, чего она испугалась. От чего глаза горят, и малышка вся дрожит.
Кажется, она спала. Кровать разобрана, одеяло на полу. И сама Ксюша посреди комнаты стоит и смотрит на свои руки. Ее всю трясет. И в глазах дикий ужас. Такой, что дышать стало трудно, и в ушах зазвенело.
На белых пижамных штанах спереди проступило пятно крови. Не слишком большое. На внутренней стороне бедра тоже появилось.
А Ксюша стоит статуей, смотрит на свои руки и не может пошевелиться.
Петр подошел ближе. И заговорил тихо, стараясь скрыть дрожь в голосе:
– Детка, посмотри на меня, – ноль реакции, – Ксюша!
Она смотрит на него, глаза полные ужаса, рот приоткрыт в немом крике.
– Это просто месячные, Ксюша. Ты же помнишь?! У женщин так бывает раз в месяц, помнишь?!
Дочь неуверенно кивает. Но ее все сильней трясет. Из глаз исчезает сознание, остается только ужас.
***
Чужие холодные руки.
Запах сильный, терпкий, отвратительный.
Холодный воздух обжигает кожу.
В легких нет воздуха, и она хрипит.
Между ног больно, горит огнем. Жжёт.
По ногам стекает жидкость. Капля за каплей.
Чьи-то голоса. А она не может пошевелиться. Не может ничего сделать. Чувствует влагу между ног и ее выворачивает наизнанку.
***
Его малышка в ужасе кричит, пытается отпихнуть его руки. Но он, даже зная, что делает ей больно, тащит ее в ванну, прямо так, в одежде, становится с ней в кабинку, и включает горячую воду, почти кипяток.
Она кричит, дерётся, бьет его по груди, царапает лицо ногтями.
А он держит со всех сил и помогает Камилле снять с нее одежду, чтобы смыть кровь.
Через какое-то время она затихает в его руках. И просто смотрит в стену. Молчит.
Они трое мокрые стоят в душевой кабине, и каждый пытается пережить тот ужас, что зародился в Ксюше, а накрыл их всех.