На сердце без тебя метель...
Шрифт:
— При таких господах велика ли разница? — резко бросил Александр. И заметив, как открыл рот Василь, уязвленный его репликой, добавил: — Prenez garde, mon cher cousin![80] Я только что от старшего конюха… И от души бы советовал вам подумать над ответом, ибо ежели вы успели позабыть о дамах за столом, то о том вполне могу забыть и я!
— А я-то полагал, что ваше нерасположение к моей персоне вызвано лишь неугодным вам визитом, mon grand cousin! Неужто вы уже свыклись с вашим визитером?
Лиза
— Отчего же вы не пригласили его на ужин, mon grand cousin? — не унимался Василь, еще больше распаляясь при виде того, с каким безмятежным видом Александр приступил к трапезе. — А то и ночлег бы предоставили. Бедняге же до самой Твери трястись, да по зимней ночи…
— Вы сами давеча разглагольствовали в этой комнате, что нет во мне чувства гостеприимства. К чему же было развеивать флер моей темной души? Je suis personnage n'egatif…[81] вы же само очарование. На том и порешили. Только не забывайте о своей роли, mon cher cousin…
— А вы будете держаться своей? А то все действо псу под хвост! — взгляды мужчин скрестились над поверхностью стола, и Лизе показалось, что даже холодом повеяло в столовой от того, что она прочитала в их глазах.
Пульхерия Александровна, до настоящей минуты безучастная ко всему, вдруг подняла веер и, перегнувшись через стол, стукнула легонько Василя по руке.
— Я выставлю вас вон из-за стола, monsieur Vasil! Ей-ей, пойдете из столовой тотчас, коли не угомонитесь! И вы, Alexandre! Ваши конюшни не стоят того, чтобы портить себе аппетит! Вышла неприятность… мальчик повинится пред вами за то… а нынче — угомонитесь! И стыдно, mes garcons! При гостье-то! Вас, верно, никак нельзя на люди… Творите мне на огорчения всякие безумства… Что о вас Лизавета Петровна подумает? Постыдились бы оба!
— Ma ch`ere tantine, pardonnez-moi! — Василь вскочил из-за стола, обогнул его быстрыми шагами и склонился над ручкой тетушки. — Хотя… есть ли мне прощение? Каюсь! На колени пред вами!
— Ах, полноте, Василь! Полноте, мой мальчик! — Пульхерия Александровна коснулась светло-русых кудрей, аккуратно завитых рукой камердинера, даруя свое прощение тому, кто в который раз не смог сдержать злости и раздражения. Ведь она как никто иной понимала причины то угасающего, то снова вспыхивающего огня между кузенами. И это сильно огорчало ее. Родная кровь, все-таки…
— Родная кровь, mon cher, — прошептала она тихо, чуть дернув Василя за кудри. — Всегда помните о том… и о старшинстве!
— Прошу простить меня, — отрывисто
По тону его голоса Лиза ясно поняла, что ее присутствие здесь было не замечено под воздействием того гнева, что владел им совсем недавно. И от которого он всеми силами пытался избавиться в эту минуту.
— Pardonnez-moi, mademoiselle Lisette, — Василь остановился возле нее, и ей пришлось подать ему руку по примеру Пульхерии Александровны.
Лиза полагала, что он лишь пожмет ее пальцы на английский манер, но Василь с легкой хитринкой в глазах коснулся губами ее запястья. И девушке пришлось принять этот поцелуй под внимательными взглядами Александра и Бориса, заставившими ее нервы вновь натянуться подобно струне на скрипке.
— За прошедшие дни ваше присутствие в этом доме стало столь привычным, что мы даже позволяем себе подобное при вас. Что, впрочем, ничуть нас не извиняет, — мягко заметил Василь, занимая свое место за столом.
А Лиза, уловившая движение уголка губ Дмитриевского, неожиданно для самой себя произнесла:
— Я бы сказала иначе… Не столь привычным, сколь незаметным.
Что с ней? Зачем она сказала это? Отчего снова поддалась желанию уколоть Александра, словно ей приносили удовольствие эти попытки? Вот и теперь, когда он пристально и долго смотрел на нее, прежде чем ответить, когда уголок рта поднялся в знакомой усмешке, она едва удержала довольную улыбку, так и норовившую скользнуть на губы.
И только натолкнувшись на удивленно-укоризненный взгляд Пульхерии Александровны, Лиза опомнилась и поняла, насколько непозволительно повела себя сейчас. Она тут же уткнулась в тарелку, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.
— Как здравие Софьи Петровны? — прервав неловкую паузу, спросил Александр, и Лиза была вынуждена взглянуть на него.
— Благодарю вас, дело к скорой поправке идет, на удивление господина Журовского.
Александр кивнул в ответ, и по его виду она вдруг поняла, что он прекрасно осведомлен о том, что доктор нашел состояние пациентки в лучшем положении, чем ожидал.
Лиза вспомнила, как Софья Петровна тут же ухватилась за слова доктора и выторговала для себя послабление в режиме: с начала следующего месяца ей было позволено покидать комнату на руках лакеев. А после ухода господина Журовского не преминула напомнить Лизе, насколько скоротечно время их пребывания в Заозерном. И о той цели, которая неясным огоньком маячила впереди. «Вы сами понимаете, как много зависит ныне от вас», — сказала тогда мадам Вдовина, и Лиза не могла не согласиться с ней. Потому и сидела сейчас подле хозяина усадьбы, который так пристально наблюдал за ней поверх края хрустального бокала.