На сердце без тебя метель...

Струк Марина

И она сделала то, что казалось единственно верным в этот миг — отступила. Вернее, позорно сбежала, не в силах смириться с тем, что уже давно приняло ее сердце.

— О! — услышала Лиза за спиной возглас мадам Вдовиной, когда под удивленными взглядами спешно удалялась прочь от столовой, пытаясь сдержать слезы. — Прошу простить мою дочь… все, что стряслось с нашей семьей в последнее время… эти приступы… crises de nerfs^[165]…

«Да, — думала Лиза позднее, лежа в своем укрытии из пухового одеяла и прижимая к себе Бигошу, — пусть думают, что у меня нервное расстройство. Пусть

думают, что хотят. Даже madam mere пусть думает так»

Металл, ставший таким теплым в ее ладони, уже не приносил прежней уверенности, не придавал сил. Лиза то и дело открывала крышку медальона и смотрела на собственные черты, запечатленные в миниатюре, пытаясь представить образ брата. А видела только Александра. Его глаза, полные нежности и света. Его улыбку. Его пальцы, скользящие по клавишам клавикордов. Когда это случилось? Когда он проник так глубоко в ее душу, что теперь она готова оправдывать его во всем?

— …Не боитесь ли вы, что со временем я стану питать к нему своего рода приязнь? — возник из лабиринтов памяти некий разговор до приезда в Заозерное. Когда все еще казалось только дурным сном. — Разве не должно питать к мужу подобные чувства? Или вы полагаете меня совсем бездушной?

— Я полагаю тебя ангелом, моя душа, — он целовал ей руки, пытаясь погасить в ней остатки совести и страха перед небесным отмщением, которого Лиза так страшилась. — А небесное создание едва ли способно питать приязнь к сущему порождению ада. Вспомните, один ангел уже пытался спасти его душу. И что в итоге? Он погубил ее… Именно погубил! И он — виновник ее смерти… Берегись его, ma bien-aim'ee. Не позволяй его очарованию завладеть хотя бы частицей твоей души. Как и не поддавайся искушению открыться перед ним, надеясь на его милосердие. В Дмитриевском нет и толики его. Тем самым, ты лишь погубишь себя самое и меня. Что я, впрочем?! Я не страшусь этого, нет… Но ты! И Nicolas! Подумай о твоем бедном брате… Что станется с ним, коли что-то случится со мной? Его сиятельству уж, определенно, не будет до твоего брата никакого дела!..

Не написать ли в ответ на послание, за которым Лиза спустилась тем же вечером в библиотеку, что тот расчет был не так уж верен? Назло тому, кто оставил ее наедине с Дмитриевским на долгие недели. Не написать ли, что ее сердце все же поддалось обаянию порождения ада, как он тогда назвал Александра? Иначе, почему Лиза так задержалась среди книжных шкафов, явно не торопясь покинуть эту мужскую обитель? Она подошла к столу и медленно провела пальцами по спинке высокого кресла, будто желая ощутить тепло головы его хозяина, касавшейся этого самого места.

Александра здесь не было. Но каждой частичкой своего тела Лиза ощущала его присутствие. И отступили прочь все тревоги, и даже воспоминания о Николеньке не приносили тянущей сердце тоски. Так странно. И так чудесно. Хотелось подольше остаться в этом облаке покоя и легкости, в которое она окунулась, переступив порог библиотеки, и в которое всегда погружалась при взгляде в его глаза, кружившие ей голову почище любого вина.

Наверное, поэтому Лиза даже не двинулась с места, когда дверь неожиданно распахнулась, и на пороге библиотеки показался тот, кто занимал все ее мысли.

Она не удивилась его появлению здесь в столь поздний час, когда усадьба постепенно погружалась в сон. Просто

стояла и наблюдала, как Александр медленно закрывает дверь, пытаясь не погасить тонкий огонек свечи, которую нес в руке. Как проходит к столу, где она стояла буквально миг назад, трогая книги и его бумаги.

Темный сюртук графа был расстегнут, как и ворот рубашки. Галстук развязан — концы шелковой темно-синей ленты свободно висели на груди. Быть может, потому Александр показался ей таким непривычным. Хотелось подольше оставаться незамеченной в тени книжных полок, чтобы и дальше наблюдать за ним, подмечая каждое движение. Лиза опомнилась, понимая насколько неприличным было ее поведение, когда он стал стягивать с плеч сюртук, полагая себя совершенно свободным. В неясном свете свечей на столе и каминной полке забелело полотно рубашки, подчеркивая его крепкую, статную фигуру.

Лиза быстро взяла с ближайшей полки первую попавшуюся книгу в тонком переплете, чтобы не выглядело странным, что вот уже несколько недель кряду она отдает предпочтение одному и тому же роману. А после шагнула из тени, понимая, каким глупым и бесстыдным покажется ему в этот час ее присутствие здесь. Она намеревалась, извинившись, быстро проскользнуть мимо Александра. Только вот выбрала неверный путь к двери, да не учла, что едва ли чье-то неожиданное появление из-за спины способно заставить Дмитриевского растеряться хотя бы на миг.

Лиза успела сделать всего три шага, прижимая к себе стопку книг, и прошептать: «Je vous prie de m'excuser…^[166]» Хотела еще прибавить, что и знать не знала, что хозяин дома придет сюда сейчас, да только не успела — отбросив сюртук на кресло, Александр в тот же миг бросился ей наперерез, загородив собой выход из комнаты.

— Je vous prie, — Лиза готова была провалиться сквозь пол. Стоять вот так в полумраке наедине с этим мужчиной, не смея даже поднять голову и встретиться с ним взглядом. И дело было не в том, что в одной из книг было спрятано письмо, способное разрушить всю авантюру.

Запах его кожи, который Лиза ощущала сейчас, настолько близко он к ней стоял. Его широкие плечи, его настойчивость, что легко угадывалась в позе. Сила, с которой он сжал дверную ручку, не позволяя ей ускользнуть из комнаты. Все это сводило с ума.

— У меня не было нынче возможности видеть вас, — сказал Александр после минуты напряженного молчания. Казалось, именно от этого напряжения потрескивают поленья в камине и огонь одной из свечей в канделябре на столе.

— Позвольте мне пройти, — прошептала Лиза в ответ, и сама удивилась, насколько неубедительно прозвучала просьба.

Она испуганно взглянула на Александра, тут же прочитав в его глазах, что он заметил неуверенность в ее голосе. В неясном свете его глаза казались совсем темными, подобно омуту, который затягивал ее все глубже и глубже в бездну. Но видит бог, она всю жизнь провела бы вот так — стоя столь близко к нему…

— У меня не было нынче возможности видеть вас, — настойчивее повторил Дмитриевский, вынуждая ее вступить в разговор. — Посему не могу выразить, как я рад этому счастливому случаю…

Не прозвучала ли ирония в его голосе, когда он произнес последние два слова? Лиза тут же попыталась выставить линию защиты перед усмешкой, привычно изогнувшей его губы: