На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Она была такой горячей, его рука. Ее прикосновение словно обожгло огнем маленькую замерзшую ладонь Лизы, которую слабо грел тонкий беличий мех. И девушка вдруг проговорила, глядя в темные глаза, пристально взирающие на нее сверху:
— Елизавета, — а потом, опомнившись, добавила уже не так мягко: — Елизавета Петровна…
— Елизавета, — повторил ее vis-a-vis, по-прежнему не отводя взгляда от этих по-детски широко распахнутых глаз. И Лиза почувствовала, как заалели щеки от той мягкости, с которой он произнес ее имя, вторя ее недавней интонации. — Soyez le bienvenu a[23]
Щеки девушки загорелись пуще прежнего от этой маленькой паузы, которую намеренно сделал граф. А еще оттого, что их затянувшееся пожатие он прервал первым, отпуская ее руку на волю из своих пальцев.
Он смеется над ней! Над ее наивностью, над ее растерянностью! И снова обозвала его мысленно «Un terrible homme!», убеждаясь, что все слухи, слышанные ранее об этом человеке, — истинная правда. «Пора бы уже оставить привычку видеть в людях исключительно хорошие качества», — мрачно напомнила себе Лиза.
— Je vous remercie[24], — она постаралась, чтобы голос прозвучал как можно тверже и холоднее, подражая интонации молодой княгини, виденной ею как-то в пути на одной из станций. Той долго подавали лошадей, заставляя ждать на морозе, и она с надменным видом была вынуждена принимать поклоны от случайных и нежелательных знакомцев из числа путешествующих дворян.
Лиза еще бы с удовольствием прибавила про надежду на скоротечность визита, но в голове тут же возник строгий голос, когда-то внушавший ей правила и нормы поведения в обществе. И она промолчала. Впрочем, тут же поняла, что ее очередной порыв не ускользнул от темных глаз напротив. Медленно пополз вверх уголок рта в ироничной улыбке. Последовал легкий наклон головы, и охотник в черном казакине зашагал прочь.
— Славное начало, — едва слышно усмехнулся Василь, но Лиза все же распознала эти слова и взглянула на него с недоумением, заставляя смутиться от подобной оплошности.
Он молча потянул к дому, куда направлялись остальные гости, спеша укрыться от снега за крепкими стенами, в теплом уюте комнат.
Лиза старалась не глядеть лишний раз по сторонам, чтобы не выказать свое любопытство к усадьбе графа. Но помимо воли подметила и массивность колонн на крыльце парадного подъезда, и золото галунов на ливреях лакеев, освещающих путь господам к дверям, за которыми их встречал низко кланяющийся швейцар.
— Прошу простить меня, — едва перешагнув порог дома, Лиза поспешила освободиться от попечения Василя. — Я бы желала увидеть маменьку…
Молодой человек с явным сожалением был вынужден расстаться с ней прямо в вестибюле, понимая, что не может провожать ее в жилые половины, куда в одну из свободных гостевых комнат поместили мадам Вдовину. Лиза постаралась не показать своего смущения, когда он мимолетно провел пальцами по ее ладони. Намеренно ли или нет, она даже думать о том не желала, сосредоточившись совсем на иных мыслях. Хотя не могла не отметить, что и с этим представителем славной фамилии Дмитриевских ей следует держаться настороже.
По пути к комнате, где поместили мадам Вдовину, и где, как предполагала Лиза, и ей придется провести
Что подтвердилось и позднее, когда мадам Вдовина, лежащая на канапе подле камина в небольшой, но уютно обставленной спальне, сообщила Лизе, что спать они будут впервые за долгое время в разных кроватях и даже в разных комнатах.
— За той портьерой дверь в ваши покои, ma fillette, — показала она рукой в нужную сторону, прямо напротив массивной кровати под темно-вишневым покрывалом в тон портьере. — Его сиятельство поистине устроил нам царский ночлег…
Лиза не поняла, что именно прозвучало в тоне голоса матери — едкая ирония или благоговение перед богатством, воочию открывшимся для них ныне, а не по словам чужим. Отвечать не стала, зная, что мадам и не ждет ответа, собираясь с силами для предстоящей встречи с доктором.
Бросив на кресло муфту, шаль и капор, Лиза расстегнула застежки пальто, подбитого тонким мехом. Но отчего-то переменила решение снять верхнюю одежду, в которой от ярко пылающего камина становилось жарче с каждой минутой. Может, стремясь отойти от огня подальше, Лиза прошла к окну, не задерживаясь подле матери, откинувшей голову на спинку канапе и расслаблено закрывшей глаза? Или все же нечто манило ее взглянуть через холодное стекло в сгущающуюся черноту, наполненную белым мороком метели? Она не видела ничего за окном, кроме темноты зимнего вечера и снега. И собственного темного отражения, казавшегося таким неподходящим этой комнате и яркому огню в камине у нее за спиной.
— Il est un terrible homme![25] — прошептала Лиза, а после повторила громче для мадам Вдовиной, которая ничем не показала, что слышала ее: — Те толки, что мы слышали — лишь толика…
— Cessez![26] — короткий и резкий приказ с канапе у камина вынуждал замолчать.
Но Лиза не могла остановиться, чувствуя, как сжимается сердце в каком-то странном приступе панического страха:
— Он страшный человек! Разве вы не видите того, мадам? Разве не слышали, что говорят о нем? Его душа черна, должно быть, под стать его казакину и мехам. Равнодушный к людскому несчастью… Бездушный, злой, жестокий… Он меня пугает! Пугает!
— Cessez! — снова оборвала мадам лихорадочный шепот, на который вдруг сорвался Лизин голос: — Вы понимаете, ma ch`ere, что нет иного выхода нынче у нас обеих, как принять его гостеприимство. И я вас прошу — помните о том…
Она что-то еще говорила, но Лиза уже не слушала. Наблюдала в черноте зимнего вечера безумную пляску метели, что с каждой минутой становилась все резче и яростнее, швыряя в стены и окна усадебного дома пригоршни снега.
— Mauvais pr'esage[27], — прошептала она упрямо, зная, что бессмысленно пытаться убедить в верности своего предчувствия мадам. Ведь та не послушала Лизу еще на станции, не разделит ее опасений и теперь.