На широкий простор
Шрифт:
— Староста, ну и есть староста, — еле ворочая непослушным языком, проговорил Микита.
Но такой ответ не удовлетворил и его самого.
— Ты выбранный вобчеством человек — значится, поставленный от вобчества, вот что есть староста, — поправился Микита.
Староста отрицательно мотал головой и еще сильней наседал на Микиту с вопросом, что есть староста.
Тот совсем запутался, растерялся и уже в отчаянии сказал:
— Ты наше начальство.
— Вот-вот, правду говоришь, — подхватил староста. — Ну, уж если на то пошло, то и я скажу тебе правду: ты самый разумный в вобчестве человек!..
Староста и Микита перегнулись через стол и крепко расцеловались. Мужики ближе подступили к приятелям; разговор изрядно захмелевших гуляк начинал потешать их. Смешливые глаза Кондрата Готьки вспыхнули огоньками, и он подмигнул мужикам:
— Начальство с разумом целуется.
— Ну и что ж, али я, по-твоему, не начальство? — повернул староста малопослушную голову в сторону Кондрата.
— Кто же говорит, что ты не начальство? Разве мы не знаем? Не ты ли с нас подати берешь?
Староста низко опустил голову и слушал, а в тех местах, где подтверждалось его высокое положение начальника, самодовольно кивал головой.
— Не ты ли гонишь нас на работу? — продолжал Кондрат.
Староста снова кивнул головой.
— Не ты ли повестки нам подписываешь и заверяешь?
На губах у старосты появилась счастливая улыбка:
— И ты разумный, Кондрат! Ты и Микита. Говори дальше.
— Не тебя ли мельник Сальвось Константинов гнал с мельницы через всю улицу?
Здесь староста поднял на Кондрата глаза.
— Что?! — спросил он.
Мужики захохотали.
— Не ты ли в холодной сидел? Может, помнишь — земский посадил?
— Молчать!!
— Не ты ли, как нищий, недоимки собираешь?
— Дурень! — крикнул староста. — Дурень ты!
— Пускай себе дурень, а ты панский попихач. Какое ты начальство? Куда тебя пихнут, туда ты идешь. Пихает тебя писарь, пихает старшина, земский… Кто не хочет, тот только не помыкает тобой. Спроси хоть разумного Микиту.
Микита мотнул головой, хотел что-то сказать в защиту старосты, но ничего не вышло.
— А что, видишь, и Микита подтверждает, что ты попихач.
— Микита, правда это? — спросил староста Микиту.
Микита никак не мог понять, что происходит вокруг, а так как сказать одно слово было легче всего, то он и сказал:
— Правда!
Мужики от смеха прямо за животы схватились.
— Если Микита сказал «правда», значит действительно правда — ведь Микита самый разумный во всем вобчестве! — кричал, хохоча, старый Гришка.
Староста грозно уставился глазами на Микиту:
— Правда?
— Правда!
— Ах ты, бродяга! И ты меня поносишь? Ты, который мою горелку пил?
Теперь Микита сообразил, что староста ругает его, а если человека ругают, то зачем терпеть? Стоит ли долго разбираться?
— А ты разве не пил мою горелку, смолы бы тебе напиться? — обрел наконец дар речи Микита. — Жабья душа! Ты думаешь, если ты староста, так ты для меня большая цаца? Плевать я на тебя хотел, начихать на твою голову! Жук ты рыжий, падаль вонючая, обормот, пьяница! Акцизник ты, вот кто!
Староста не верил своим ушам. Он моргал осоловевшими глазами и слушал, как отчитывает его Микита.
— Ты, ты меня ругаешь?! — поднялся староста, стиснув кулаки. —
Староста на что-то решился, вылез из-за стола и, шатаясь, ринулся к двери. Переступив порог, он изо всей силы хлопнул дверью. Длинная пола его кафтана попала между дверным косяком и дверью и защемилась. Староста сразу почувствовал, что его кто-то держит.
— Пусти! — крикнул он и рванулся вперед.
Но кафтан крепко был прищемлен дверью.
— Пусти, говорю! Отвечать будешь за сопротивление начальству.
Мужики смотрели в окно и покатывались со смеху.
— Микита! Пусти, чтоб ты кровь из себя выпустил, гад печеный!
Крик старосты далеко разносился по селу. В это время шел с удочками батюшка ловить рыбу. Он направился к старосте. Тот, рванувшись изо всей силы, оторвал полу своего кафтана. Крыльцо было высокое, и староста кубарем скатился на землю.
Увидев батюшку, староста, не поднимаясь с земли, с оторванной полой, обернулся к нему:
— Батюшка, будьте свидетелем, убить меня хотели.
Батюшка покачал головой:
— Ох, староста, староста! — и пошел удить рыбу.
1908
КОНТРАКТ
(Из жизни крестьян Пинского Полесья)
Хата старосты Романа Кореня была полна народу. Сюда часто собирались полешуки [3] поговорить о своих делах. Время от времени Роман и сам созывал крестьян, чтоб объявить им волю волостного начальства.
Вот и теперь Роман созвал полешуков на сход. Чуть только стемнело, начали собираться крестьяне. Скоро их набилась полная хата. Захрипели чубуки, застучали трубки о толстые прокуренные ногти, в хате так надымили, что нельзя было разглядеть сидящего рядом человека, хотя нос его можно было ощупать рукою.
3
Полешуки — так в старой, дореволюционной Белоруссии называли жителей Полесья.
Пока собиралось «законное число» людей, чтобы сход мог иметь силу, крестьяне гудели, как рой пчел. Одеты они были кто в длинные сермяги, кто в кожухи с широкими, как заслонка, воротниками, грудь нараспашку, хоть на дворе сыпала снегом зима. Все были в лаптях. Одни сидели, другие стояли. Низкорослый, с рыжей бородкой Симон Точина шутил с Алёной, женой старосты, пока та не сунула ему со смехом кочергу в бороду. Кондрат Лата подшучивал над Демьяном Трубой, над тем, как поп исповедовал его в прошлом году и приказал за грехи привезти три воза дров.