На службе Отечеству

Алтунин Александр Терентьевич

– Боеприпасов пока нет, - развел я руками.
– Сами, наверно, видите, как немцы на дно плоты отправляют. Нужно обходиться наличными, хотя их кот наплакал.

Офицеры понимающе закивали. Объяснил им, чего следует в ближайшее время ждать от врага.

– То-то фрицы за последний час присмирели, - задумчиво обронил Чугунов.
– Я уж подумал: к чему это? Полосовали, полосовали из всех видов оружия и вдруг поутихли. Не иначе как что-то замышляют. На всякий случай вот собрал командиров взводов, предупредил, да еще раз обговорили нерешенные вопросы.

Замысел

ответной контратаки офицерам роты пришелся по душе. Да это и понятно. Не слишком много оставалось у нас шансов сдержать врага, хотя надеялись на благополучный исход. В нашем распоряжении, кроме яростного желания победить и солдатской смекалки, почти ничего другого для удержания плацдарма не было.

Затем я заглянул к полковым разведчикам, прикрывавшим фланг батальона. Командир взвода Петр Блохин ставил подчиненным задачу на случай отражения атаки противника. Вид у разведчиков был бравый. За спинами немецкие автоматы, из-под ремней торчали вражеские гранаты с длинными ручками, а из сапог - набитые патронами рожки. Картину дополняли ременные чехлы с короткими рукоятками ножей.

– Ну и арсенал!
– покачал я головой.
– Где только вы его собирали?

– Как где, товарищ капитан!
– удивился такой недогадливости младший сержант Слепченко.
– Позаимствовали у противника. Бьем врага, так сказать, его же оружием.

– Бьем, товарищ капитан, - улыбнулся старшина.
– Порядком уже уложили фрицев.

– Спасибо. На вас я надеюсь как на самого себя.

Достал папиросы, угостил старшину и ребят. Затянувшись дымком, полюбопытствовал:

– А где свое оружие-то?

– В блиндаже, - глазом не моргнув, выпалил Слепченко.
– Кончились патроны у ППШ. Пришлось оставить, а этим на время вооружиться. Фрицы утром драпали и бросили несколько автоматов с полным боекомплектом. Мы их приберегли на черный день.

На вопрос о настроении Блохин, улыбаясь, ответил:

– Как всегда, отличное.
– И, чуть помедлив, добавил: - Быстрее бы, товарищ капитан, в Лесные Халупы ворваться, расширить плацдарм. Уж больно фашист зверствует на нашем пятачке.

– Возьмем и Лесные Халупы. Пока же пришел поговорить с вами об отражении очередной атаки.

Рассказал разведчикам о принятом решении.

– Ясно, товарищ капитан!
– произнес старшина.
– Всегда готовы дать по зубам фрицам. Сложа руки сидеть не привыкли!

– Готовьтесь к отражению противника. И по общему сигналу рывком вперед. Конкретную задачу получите немного позже.

После разговора с товарищами у меня у самого поднялось настроение. Вопрос о том, удержим ли мы плацдарм, даже не возникал. Наоборот, люди мечтали о его расширении.

Недавно я вновь пережил чувство гордости за своих боевых друзей, читая извлеченные из архивов страницы приказов о награждении. Младшие сержанты Георгий Москалев, Владимир Слепченко, рядовые Михаил Малков, Иван Мишин и другие за форсирование Вислы были удостоены ордена Красного Знамени.

Минут через пятнадцать после моего возвращения на НП собрались командиры рот.

Так как общую обстановку офицеры

знали хорошо, я более подробно остановился на предполагаемом направлении атаки противника, возможных вариантах его ударов, наших ответных действиях, сообщил сигналы.

Но тут немцы начали обстрел. С воем и грохотом стали лопаться снаряды. Земля задрожала, заходила, посыпалась со стен и брустверов внутрь окопа. С противоположного берега ответили наши батареи. Над головами прошла первая партия "гостинцев" фашистам.

– По местам, товарищи! Наблюдайте за сигналами.

Налет длился минут пятнадцать. Фашисты то сужали, то расширяли границы обстрела по фронту и в глубину. Последний залп нанесли из шестиствольных минометов. Однако и он не принес нам больших потерь. Личный состав стрелковых рот, минометчики, петеэровцы были укрыты в щелях, траншеях и ходах сообщения.

В наступившей тишине остро ударил в нос удушливый запах тротила. Выглянул из окопа. Развороченная взрывами земля дымилась, курился искалеченный минами и снарядами кустарник.

– Сейчас пожалуют, - произнес рядом капитан Пресняков.
– Мы тут наблюдали за немцами. Только за последние полчаса перед артналетом насчитали около двухсот душ. Серьезное будет дело.

Как бы в подтверждение этих слов, из кустарника, росшего несколько выше дороги, показалась густая цепь фрицев, за ней - вторая. Они шли с засученными рукавами, паля из автоматов, ручных пулеметов, винтовок впереди себя.

– Во дают!
– не выдержал Пресняков.
– Белены, что ли, объелись, психи?

Немцы все ближе и ближе. В бинокль хорошо видны лица: немолодые, утомленные, какие-то безлико-серые, совсем не те лоснящиеся физиономии, молодые и нахальные, которые доводилось видеть в подобных ситуациях раньше. В атаку шли люди пожилых возрастов - очевидно, из последней тотальной мобилизации.

Бросаю взгляд на боевые порядки рот и замечаю, как в обвалившихся, разбитых траншеях и ходах сообщения, стряхивая землю и пыль - следы артиллерийско-минометного налета, - поднимаются бойцы. В просвете траншеи показался Чугунов, рывком кинулся к выносной пулеметной ячейке и скрылся в ней. Но почти тут же его каска вновь попала в поле зрения бинокля. Рядом с ней вскоре замаячили вторая. Солдат поставил на бруствер пулемет, начал протирать ленту. Патронов, я знал, было всего десяток-полтора, не больше. Боец недовольно морщился. Чугунов что-то озабоченно говорил ему, показывая рукой то влево, то вправо. Наконец закончил, хлопнул пулеметчика по плечу и побежал вдоль траншеи на фланг роты.

Чуть довернул бинокль. В объективах появилось распластанное за бруствером траншеи неподвижное тело. "Кто?" - пробежал холодок по сердцу. Офицер?! Ну да, он. Портупея, пистолет на широком ремне, хромовые сапоги. Левая рука как-то неестественно подвернута под бок, правая вытянута вдоль туловища. "Убит!" - обожгла мысль. Но вдруг он зашевелился, приподнял голову. Младший лейтенант Карп Варивода. Жив!

До плеча кто-то дотронулся.

– Не пора, товарищ капитан?
– вопросительно произнес адъютант старший батальона.