На службе Отечеству
Шрифт:
– Игорь Тарасович, распредели по ротам.
Довольный Пресняков отправился давать распоряжения, а мы пошли на правый фланг осмотреть участок, который предстояло занять 1-му батальону.
Не успел я вернуться на НП, как ожил молчавший несколько часов телефон. Сержант Дыжин, взяв трубку, обрадованным голосом закричал в микрофон:
– Слушаю! Кто? Сержант Дыжин слушает! Передаю.
– Дыжин обернулся ко мне: - Товарищ капитан, вас майор Модин.
– Слушаю, товарищ Второй.
– Наконец-то!
– слышу знакомый
– Как дела-то у тебя там, держишься? Поздравляю!
– С чем поздравлять-то?
– Как с чем? С успехом! Сидишь там, наверное, чаи гоняешь! И не знаешь, какая о тебе тут слава пошла.
– Не до чаев тут.
– Шучу, шучу. Представляю, какого навара пришлось хлебнуть...
Начал было докладывать начальнику штаба об обстановке, но Николай Сергеевич перебил меня:
– После. Я вот по какому поводу, сейчас к тебе придет представитель от Березы, помоги ему там расположиться.
Меня вызвал командир полка. Идти было недалеко. Майор Павлюк с ячейкой управления, оставшимися разведчиками и автоматчиками перебрался в расположение батальона.
Валентин Евстафьевич выслушал доклад о последних событиях в батальоне, пригласил меня сесть.
– Я тут набросал кое-что, - развернул он карту.
– Но тебе там виднее. Модин звонил?
– Так точно.
– Значит, знаешь, что к нам не только артиллеристы, но и танкисты пожалуют. Нужно продумать, где и как их лучше разместить. С рассветом плацдарм будем расширять.
В углу блиндажа заверещал телефон. После разговора по телефону комполка объяснил:
– Штаб дивизии интересуется реляциями по награждению. Смотри, никого там не забудь. Все достойны. Представляй людей к высоким. Начальство обещает не поскупиться.
– Понял вас.
– Раз понял, тогда действуй, Алтунин, действуй.
С Валентином Евстафьевичем выбрали места для основных и запасных позиций приданной и полковой артиллерии, танков. У командира полка огневые средства усиления уже были отмечены на карте. Советуясь со мной, он уточнял свои наметки, соображения, расчеты по предстоящему бою за расширение плацдарма. Павлюка беспокоила каждая деталь в организации системы огня. Когда я стал ему докладывать соображения по использованию минометчиков, майор оживился:
– Ну, ну, говоришь, огнем полковой минбатареи и батальонной минометной роты можно прикрыть непростреливаемые лощины? Так это же здорово! То, что нам нужно!
– Но ведь у нас полковая артбатарея и дивизион артполка будет, товарищ майор!
– Их еще нужно переправить сюда. Это дело не простое. Сколько тебе удалось перетащить орудий? Всего два? То-то же! Так это сорокапятки. Павлюк помолчал.
– Отряди несколько человек для встречи подразделений, которые будут прибывать с восточного берега.
Павлюк помолчал, затем раздумчиво произнес:
– На берегу у нас есть люди, но их мало. Не забудь проинструктировать
На этом наша встреча закончилась. Поспешил к себе на НП.
Напряжение постепенно спадало. На смену ему приходила усталость: руки и ноги наливались свинцом, слипались веки. Первый раз с позавчерашнего вечера вспомнил о еде.
* * *
На плацдарме на какое-то время установилось затишье. Даже всплеска ракет не было видно. Прислушался. Снизу и сверху по реке доносились глухие раскаты, переходящие временами в гул, - соседи подошли к Висле. Радостно дрогнуло сердце, огляделся. Собравшиеся было тучи рассеялись. Все окрестности окутались голубоватой дымкой - и кусты, и деревья, и постройки Лесных Халуп, и остров, омываемый Вислой. Долго смотрел на высыпавшие звезды.
– Товарищ капитан!
– послышался голос ординарца.
– Чай готов, и консервы открыл.
– Неси сюда. Прихвати плащ-палатку. Зови капитана Преснякова с лейтенантом Елагиным. Тут перекусим.
До меня донеслись голоса начальника штаба и заместителя по политической части. Разговор шел о размещении прибывшей на плацдарм роты.
– Взвод оставим в резерве, два других разместим на стыке рот, сузив фронт их обороны. Людей негусто осталось, особенно у Ковалева. Так и доложим командиру.
На разостланной плащ-палатке сели перекусить. Не заметили, как начало сереть небо. Над землей, над которой сутки с небольшими перерывами в грохоте снарядов, завывании мин, свисте пуль витала тень смерти, таинственно перешептывались листья осип, свежесть утра смывала устоявшийся запах гари.
Мы пили чай неторопливо, разговаривали. Вспоминали последние атаки. Немало в них было неожиданного, горького и даже смешного. Трудно было всему дать оценку. Для этого нужно время. Но времени пока не было. Над нами вставал новый, по-солдатски трудный день. И никто не знал, каким он будет для каждого. Но мы радовались ему. Радовались тому, что удалось до него дожить, тому, что не уступили врагу плацдарм, боеприпасам, о которых не раз вспоминали вчера, подкреплению, прибывшему на наш обильно политый кровью клочок земли.
Пролетел немецкий разведчик. Из траншей запоздало брызнули в его сторону пулеметные очереди.
– В белый свет как в копеечку, - обронил кто-то из штабной охраны. Мазилы!
– Сейчас наведет штурмовиков, - кивнул вслед удаляющемуся самолету адъютант старшин батальона.
– Надо предупредить роты, да и соседей. Светает.
Капитана Преснякова прервал выбежавший из укрытия телефонист:
– Товарищ капитан, Знамя! Боевое Знамя полка на плацдарме!
– Да ну!
– Так точно! Только что сообщили с полкового НП!
– В голосе сержанта-телефониста сквозила радость, глаза, покрасневшие от напряжения и недосыпания, горели огнем.