На службе зла. Вызываю огонь на себя
Шрифт:
Полковник Стюарт Мензис, для обещанного контакта с которым Никольскому пришлось выехать в Париж, выглядел как стопроцентный англичанин, коим и являлся. Хотя, если сбрить типично английские усики и поменять английский же деловой костюм на что-то другое, вполне сошел бы за германца или славянина. Внешность профессионального разведчика была до безличности неприметной и больше зависела от переменных факторов — прически, усов, очков, одежды, походки, манеры речи.
Встреча с британцем организовывалась в лучших детективных традициях. Болгарский подданный
— Здравствуйте, господин Боев, — англичанин был сух, вежлив и сдержан. Олицетворение традиций, уходивших в века и отполированных Викторианской эпохой. Безусловно, есть среди островитян толстые, шумные и неопрятные мужланы, присовокупляющие благородные буквы «сэр» к своему имени, хотя другие три буквы смотрелись бы там уместнее. Настоящий, образцовый сэр — именно такой как агент MI-6. Его можно не любить, иногда стоит ненавидеть, но всегда следует уважать.
— Рад знакомству с вами, сэр Мензис.
— Чаю?
— Не откажусь. Полагаю, что в компании с британским джентльменом имею шанс попробовать исключительно хороший чай. Только, извините, без молока.
— Как вам будет угодно, — полковник кивнул агенту, изобразившему брокера по недвижимости, и перешел от вежливых расшаркиваний к делу. — Полагаю, по имени-отчеству к вам стоит обращаться не иначе как Владимир Владимирович, сын жандармского генерала Владимира Никольского, некоторое время служившего большевикам, порвавшего с ними и влившегося в Белое движение.
— У вас исключительно точная информация. Прошу заметить, что отец имел весьма краткие отношения с коммунистами и порвал с ними сразу после узурпации ими власти осенью 1917 года, не совершив ничего предосудительного.
— И ничего героического среди белых. Прошу прощения, но ради дела я называю вещи своими именами, мистер Никольский-младший.
— Никаких проблем. У отца, знаете ли, было достаточно странное для того времени мировоззрение. Он, кстати, восхищался британской моделью государственного устройства и сожалел, что Николая Второго не сохранили в качестве конституционного монарха как символа имперской власти.
— Но история не знает сослагательного наклонения, — изрек англичанин банальщину, бессмысленную в свете множественности параллельных миров.
— Бесспорно, вы правы. Как сын дворянина и белого офицера я вынес убеждение, что политическая власть преходяща, а страна вечна. Поэтому сейчас, когда над Родиной и остальной Европой нависла угроза возрожденной Германии, я воспользовался старыми связями отца, образовал вокруг себя небольшую организацию из российских эмигрантов и начал помогать Советской России, так как другой просто нет.
— Понятно. В надежде, что со временем коммунисты уйдут.
—
— Значит ли это, что вы имеете постоянный контакт с внешней разведкой СССР?
— Именно потому наш общий знакомый и свел нас, сэр Мензис.
— НКВД вам доверяет?
— Нет, конечно. Они друг другу не доверяют ни в малейшей степени. — Никольский вспомнил разбитое в мясо лицо капитана Ершова, и его чуть не передернуло. — Но весьма внимательно относятся к информации от меня, так как получили чрезвычайно интересные сведения, которые смогли проверить и подтвердить.
— Значит, к вашим словам о предложении негласного контакта с SIS они прислушаются?
— Обязательно. Только мне необходимо пояснение, какого рода ожидается контакт. Насколько мне известно, попытки организации переговоров на уровне дипломатических служб вязнут в согласованиях, как будто с вашей стороны нет ни малейшего желания договариваться.
— У Форин-офис не бывает собственных желаний. Если в правительстве придут к решению заключить какую-либо сделку с СССР, дипломаты получат приказ и ресурсы для его выполнения. Пока приказа нет, будет лишь изображение переговоров.
— Очевидно, так оно и есть. А через вас правительство передаст конкретное предложение?
— Да. И оно будет отличаться от высказываемых публично.
Агент-брокер разлил чай, затем удалился. Англичанин испортил напиток молоком и пригубил. Никольский не притронулся к чаю, заявив:
— Мне нужен намек. Хотя бы в самых общих чертах. Иначе русские могут не пойти на контакт.
Разведчик помедлил секунду, затем сформулировал предложение так, чтобы секрета не раскрыть и затравку кинуть.
— Речь пойдет о тех же мерах безопасности, что обсуждаются по официальным каналам. Но в гораздо более конкретной форме.
— Спасибо. Этого достаточно. Второй вопрос: зачем понадобился посредник в моем лице? Не проще ли напрямую? Практически весь состав дипмиссий СССР состоит из офицеров Иностранного отдела Управления госбезопасности.
— Которые могут быть перевербованы иными разведками. Нет уж, лучше через вас и на самый верх ГБ. Кроме того, после напряженных отношений последних пятнадцати лет общаться сложно. Адмирал Синклер, мой шеф и руководитель разведки, четверть жизни посвятил борьбе с большевистской и коминтерновской агентурой. Русские платили ему тем же.
— Принято. Перед тем, как согласуем технологию следующего контакта, прошу ответить на один вопрос. До 1935 года Великобритания держала Германию в версальской узде. Потом разрешила вооружиться, позволила аннексировать кучу стран и территорий, включая часть союзной Чехословакии, разрушив «санитарный кордон» против немецкого реваншизма. Зачем из поверженного и озлобленного агрессора искусственно создавать дееспособного?
В глазах джентльмена засиял лед.
— Господин Боев, мы не дипломаты и не политики. Руководство моей страны неоднократно меняло внешнеполитический курс. Секретная разведывательная служба исполняет приказы, а не формирует политику.