На сопках Манчжурии
Шрифт:
Те выстрелы и те штыки, что были выставлены в направлении стремительно скачущих с шашками наголо русских кавалеристов, были обусловлены, не стремлением китайцев сражаться с врагом, а лишь желанием спасти свои жизни. Отдав на заклание свои передние ряды, хунхузы дружно бросились к густому кустарнику, ища в нем спасение.
Схватка была беспощадной. Ещё не зная о судьбе своего секрета, пограничники нещадно рубили, секли, давили конями, уничтожая противника без всякой жалости и сострадания. Шел жаркий бой, и никакие проявления человеческих чувств, в этот момент были не допустимы.
Уже потом, выяснилось, что вокруг двух малоприметных
Яростное сопротивление небольшой русской заставы приведшей к столь крупным потерям спутали карты Чжан Цзолиню, и отсрочить начало выступление главных сил клики. Стороны ещё успели обменяться гневными нотами, в которых Москва указывала на участие в конфликте китайских военных, а Мукден отвечал, что правительство Маньчжурии не несет ответственность за действие дезертиров.
Дипломатическая переписка продлилась ровно три дня. За это время командующий мукденскими войсками Чжан Сюэляня успел подтянуть к Чанчуню дополнительные соединения, и изготовились к бою, в ожидании приказа от своего отца.
Сам Чжан Цзолинь в это время был в Пекине, где шли напряженные переговоры между ним и Пэйфу. Обе стороны не хотели уступать друг другу пальму первенства в виде президентского кресла республики, но на генералов усиленно давили посторонние обстоятельства. Японцы торопили Чжана с походом на Харбин, а Пэйфу был серьезно обеспокоен внезапными успехами Сун Ятсена на юге страны. Лидер ГМ замахнулся на главные города юга Нанкин и Шанхай, где большинство предприятий принадлежали, французам, англичанам и американцам.
Поэтому оба лидера военных клик были вынуждены не грозно бряцать оружием, а искать компромиссы. Вскоре при помощи тайных покровителей враждующих клик, они были найдены. Пост президента страны получил ставленник Пэйфу, известный взяточник, генерал Цао Кунь, а Чжан Цзолинь, в качестве утешительного приза получил звание генералиссимуса всех сухопутных и военно-морских сил Китая.
В Пекине оба политических деятеля ещё только готовились поставить свои подписи под достигнутым соглашением, а мукденские войска, рано утром 24 марта, захватили русский анклав в Чанчуне. Поверив японцам, что многомиллионный Китай при поддержке Токио сможет повторить успех двадцатилетней давности, Чжан Цзолинь перешел Рубикон.
На любой войне вместе с серьезными вещами то тут то там, обязательно присутствуют курьезы. Не обошли они стороной и эту маленькую войну. Готовясь к захвату злополучного вокзала, китайцы казалось, предусмотрели всё, чтобы известие о начале военных действий стало известно русской стороне как можно позже.
Перед самым началом конфликта, специально подготовленные диверсанты перерезали телефон и нарушили телеграфную связь русских с Харбином. Вокзал и административное здание станции были захвачены китайцами в считанные минуты, и все обошлось без потерь. Казалось, что путь на Харбин открыт, но в дело вмешалась случайность, которую невозможно предугадать.
Так случилось, что один из служащих КВЖД заночевал у своей подруги, жившей неподалеку от здания вокзала. Проснувшись посреди ночи от звуков выстрелов и громких людских криков, он выглянул в окно и увидел, как китайские солдаты срывают русский флаг с крыши вокзала. Не теряя ни минуты, он бросился к телефону и не получившая особых инструкций
— Платоныч, срочно передай в Харбин! Китайцы захватили наш вокзал в Чанчуне, флаг сорван, по всему городу идет стрельба. Это не провокация, это — война! — прокричал он в трубку дежурному по станции, прежде чем опомнившиеся китайцы прервали разговор. За спиной дежурившего по станции Платоныча была война 1904 года и потому, он без всякого раздумья и колебаний первым делом перезвонил в кабинет начальника погранзаставы, где вот уже месяц дневал и ночевал Рокоссовский. Согласно распоряжению Москвы, на время объявления особого положения, вся власть на станциях КВЖД перешла в руки пограничной стражи.
Сразу было объявлена общая тревога, но, желая проверить полученное известие, командир заставы, выслал к Чанчуню разъезды конной разведки. Ждать пришлось недолго, уже через полчаса нарочный доставил штабс-капитану дурные вести. По направлению к станции было отмечено движение большого количества китайской пехоты.
— Свентицкий! Начинайте эвакуацию заставы — приказал Рокоссовский помощнику, а сам устремился на станцию. В его распоряжении было очень мало времени, за которое он должен был нанести коварному врагу самый чувствительный удар, на который только была способна простая пограничная застава. И дело заключалось не в огневой мощи, которой обладал гарнизон заставы общей численностью в 64 человека.
Станция Куаньчэнь была очень важным пунктом в стратегических планах маршала Чжан Цзолиня захвата КВЖД. На ней происходила так называемая «переобувка» подвижного состава идущего из Харбина в Мукден и обратно.
Все дело заключалось в том, что Южно-Маньжурская железная дорога, подходившая к Куаньчэнь с юга, имела европейский стандарт ширины железнодорожной колеи. Китайско-Восточная железная дорога, начинавшаяся за Куаньчэнь, имела русский стандарт колеи, которая была шире европейской. По этой причине китайцы, не могли использовать на КВЖД свои вагоны и паровозы, изготовленные в Европе.
Планируя наступление на Харбин, китайские генералы очень рассчитывали захватить в находящиеся в станционном депо Куаньчэнь, русские паровозы и вагоны в целости и сохранности. Это давало им возможность за короткое время перебросить к Харбину свои войска, захватить его, а затем начать триумфальное шествие по всей протяженности КВЖД.
Этот план был одобрен японскими военными советниками, и теперь успех всей кампании зависел от быстроты китайской пехоты и расторопности Рокоссовского.
Даже зная намерения врага, было очень трудно сорвать его замыслы, имея в своем распоряжении столь скудный запас времени, коим обладал Константин Константинович. Задача была архисложной, но только не для человека, за плечами которого было почти десять лет боевых действий.
С момента получения приказа о введении на территории Куаньчэнь особого положения станция жила, что называется «на колесах», в ожидании возможной эвакуации. Это порождало массу бытовых неудобств, и не было дня, чтобы начальник станции Добрюха не плакался в жилетку Рокоссовскому, прося послаблений, но тот был неумолим.
— У меня приказ Москвы и я обязан его выполнить.
— Но ведь возможны некоторые разумные отступления от этого приказа. Ведь их, как правило, сочиняют кабинетные деятели, полностью оторванные от жизни, и потому занимаются чистой перестраховкой! — не унимался Добрюха.