На сопках Маньчжурии
Шрифт:
Жандарм взял паспорт и долго рассматривал его. Вахмистр обстукивал шашкой стены, два нижних чина сидели на корточках перед печью и ворошили шашками в золе.
— Екатерина и Мария… да… А где же Мария?
Ему не ответили.
— Я вижу, не знает никто, — язвительно сказал офицер.
— Никто и не знает! — спокойно проговорила Наталья. — Ушла и не доложилась. Она взрослая.
— Так… не доложилась! А вы одевайтесь, барышня.
— Я же одета…
— Пардон! Не в том смысле… Пальто-с!
— Смею напомнить ее слова, она только что приехала из Маньчжурии, — повысил
Офицер встал во весь свой маленький рост, сунул ладонь за борт пальто, сказал:
— Ты, папаша, не беспокойся. Девица окончила гимназию, понимаешь — гимназию! Если б не окончила, мы не поинтересовались бы. Гимназистка, понимаешь? А тем более — окончила!
— Вы что же, ваше благородие, — спросила Наталья, — арестуете девицу за то, что она окончила гимназию?
— Да-с, именно за это. Именно, и с полным убеждением!
— Вот так господа офицеры! — с презрением сказала Наталья. — Детей уже тягают…
— Цыц, мамаша! — прикрикнул офицер. — В общем, гнездышко тут у вас.
Ну, батюшка, где дети, там и гнездо, — дерзко ответила Наталья.
Катю увезли на извозчике.
Кой-где светились окна домов. Наверное, и там идут обыски. Из переулка выехал еще извозчик… два извозчика, и пристроились в хвост тому, на котором везли Катю. Лошади шли ленивой трусцой, звонко печатая шаг по булыжнику; пролетка глухо поддакивала… Солдату, сидевшему рядом с Катей, не понравился поезд. Он крикнул извозчику:
— Гони! Что это — свадьба, что ли!
Извозчик оглянулся, взмахнул кнутом. Небо затянуло тучами. На том берегу Невы на баржах мигали огоньки…
5
Валериан Ипполитович Глаголев пользовался в своей семье любовью, переходившей в обожание. По мнению жены и дочери, Глаголев был самый красивый мужчина, если не на земном шаре, то, во всяком случае, в России, самый умный и остроумный. Даже Плеханов отступал на второй план в глазах жены Глаголева и его дочери. Плеханов остроумен, но не так глубок. Плеханов знаменитый эрудит, но это кажется так потому, что он постоянно сыплет цитатами, а Глаголев только в случае крайней надобности приведет одну-две, но если уж приведет, то убьет. После цитат Глаголева диспут прекращается, Глаголев — революционер, но он любит свой дом и не хочет променять его на тюрьму.
У себя Валериан Ипполитович принимал только хорошо ему известных и ни в какой мере не подозрительных лиц, поэтому он был очень недоволен, когда у него в передней оказался незнакомый человек, который и назваться-то толком не сумел.
Не предлагая посетителю раздеться, Глаголев пригласил его в кабинет и, прикрыв дверь и приподняв белесые брови, спросил сломавшимся от недовольства голосом:
— Ну-с… чем обязан? Что-с? Ах, он будет меня ждать на Морской? Весьма, весьма обязан.
Собственноручно захлопнул за гостем входную дверь, постоял минуту около зеркала и, неодобрительно и вместе с тем довольно покачивая головой, вернулся в кабинет.
С ним хочет встретиться товарищ Антон! Скажите пожалуйста, товарищ Антон! Шишка! Так-с, понятно… кишка тонка, вот и хочет встретиться… Революционер!
Усмехнулся. Сел в кресло, закинул
Когда Глаголев, собираясь на Морскую, надевал в передней теплое пальто, калоши и теплую шапку, жена и дочь стояли тут же.
— Когда тебя ждать, Валерик?
Валериан Ипполитович сделал многозначительное лицо.
— Валерик, ну хотя бы приблизительно!
— Папочка, ну хотя бы приблизительно…
— А вам-то что?
— А мы будем беспокоиться!
— Отчего же вы будете беспокоиться?
Глаголев был доволен проводами, — если б семья нарушила обычай и не вышла в переднюю, он почувствовал бы себя обиженным.
В квартире на Морской благообразный мужчина, по-видимому педагог, принял его пальто и с очень приятной, даже счастливой улыбкой указал дверь, в которую надлежало войти.
Грифцов, сидевший в углу дивана, поднялся и сделал шаг навстречу, Глаголев протянул руку. Грифцов крепко пожал ее.
— Валериан Ипполитович!
— Ну-ну, — добродушно выдохнул Глаголев, опускаясь в кресло и оглядывая комнату, — старость не радость.
— Валериан Ипполитович… это не только мое мнение, а мнение тех, кто неизмеримо старше меня: необходимо объединение всех сил.
Глаголев приподнял брови:
— А кто же это те, кто неизмеримо старше вас?
— Валериан Ипполитович, вы знаете!
Глаголев так и остался с поднятыми бровями. Он испытывал и удовольствие и оскорбление: у большевиков почва уходит из-под ног. Отлично! Но как в присутствии Глаголева смеет говорить о каких-то «старших» человек, всем обязанный ему?!
— Мне кажется, разумно и целесообразно объединиться на мысли, что революция близка и что надо для победы напрячь все силы…
— Этим и дышим, дорогой Антон Егорович!
Грифцов волновался. Он решил еще раз встретиться, еще раз попытаться! Люди не стоят на месте. Может быть, Глаголев и его друзья все-таки опомнятся; ведь когда-то шли вместе, ведь когда-то и они были на правильном пути. Еще раз объяснить, призвать, долой самолюбие! Как человек с человеком! Ленин, несомненно, одобрит его шаг.
— Валериан Ипполитович, сейчас решается судьба России, а может быть, и всего человечества по крайней мере на столетия! — Он говорил горячо, карие глаза его наполнялись то болью, то радостью, он, казалось, говорил сам с собой. Глаголева он точно принимал за свою душу, ей он исповедовался. — Валериан Ипполитович, подготовка к антивоенной демонстрации… Вы только вникните, забудем обиды, резкости, политические остроты, ведь тут не может быть двух мнений… И весь прежний порядок ваших мыслей предполагал именно то решение проблемы действительности, какое даем мы… Надо, чтоб эта демонстрация была мощна, чтоб она сплотила пролетариат и все революционные силы столицы, Это как бы репетиция того, что должно произойти в недалеком будущем…
Дремлющий демон Поттера
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
