На советской службе (Записки спеца)
Шрифт:
Я холодно поклонился и повернулся, чтобы уйти.
Вдруг этот человек заградил мне дорогу:
— Скажите пожалуйста. Вы собственно для чего сюда пришли? Чего ж вы от меня хотели? Вы что-ж хотели пощупать пролетарскую душу, что ли?
— Изучение вашей души меня не интересует, для меня вы в данный момент не пролетарий, а гражданин такой то. Я просто хотел осмотреть квартиру. Я просил вас о книге Врубеля и я вправе был это сделать. А ваше дело было мне в книге отказать. Больше нам нечего друг с другом разговаривать. Дайте мне уйти.
Он еще раз всмотрелся в моего коренастого проводника, открыл дверь и дал мне уйти. Когда я спускался с лестницы, мой шоффер возмущенно кричал:
— Ведь это же сволочь. Ведь это же все ваше,
Я ему сказал:
— Успокойтесь. Эта книга не так важна, в конце концов безразлично — имею я ее или нет.
Все же вся эта сцена и ужасная картина запущения, найденная мной в квартире, подействовали на меня. Я должен был взять себя в руки для того, чтобы внешне сохранить спокойствие.
Вскоре после моего приезда в Москву я просил народного комиссара финансов Сокольникова, предоставить в мое распоряжение маленькую меблированную квартиру в две комнаты. Сокольников отдал соответствующее распоряжение начальнику административного управления тов. Герштейну. Было чрезвычайно трудно найти свободные комнаты и в конце концов нашли следующий выход. Народному комиссариату финансов принадлежал дом в Мертвом переулке, который был населен исключительно сотрудниками этого комиссариата. Во дворе этого дома стоял маленький флигель, вроде дачного дома, в четыре комнаты. Этот маленький дом был частично населен, но находился в таком запущенном и отчаянном состоянии, что о въезде в него вообще не могло быть и речи. Решено было произвести капитальный ремонт домика и меблировать его, а затем из четырех комнат предоставить в мое распоряжение две. Работа плохо подвигалась и я поэтому все время должен был жить в гостиннице. Мои гостиничные счета еженедельно оплачивались комиссариатом финансов. 2-го июня комиссариат уведомил меня письменно, что квартира моя теперь вполне готова для въезда и что комиссариат, начиная с этого дня, прекратит уплату дальнейших гостинничных счетов. Так как я как раз в этот день, 2-го июня, уезжал в служебную поездку в Петербург, то я принял к сведении это сообщение и поручил моему секретарю М. позаботиться о том, чтобы квартира до моего возвращения из Петербурга была омеблирована и приведена в полный порядок.
13-го июня я приехал из Петербурга в Москву. На вокзале меня ждал мой секретарь М. с автомобилем. Я спросил его: — Куда мы теперь поедем? — В новую квартиру, в Мертвый переулок. — А вы уже были в квартире? — Нет — ответил М. Но там, конечно, все в порядке. Ведь квартира, как вам известно, уже две недели как готова.
Я хотя чрезвычайно сомневался в этом, но не выразил вслух своих сомнений. Мы с секретарем отправились непосредственно в квартиру.
Когда я приехал туда и хотел пойти через двор во флигель, ко мне навстречу вышел дворник и, смущенно почесывая затылок, сказал:
— Да, видите ли, сюда несколько дней назад въехал товарищ из «бужетного» отдела и взял ваши две комнаты. Я ему говорил много раз, что комнаты эти назначены для вас, начальника валютного управления, а он мне в ответь: эх чего там, я человек партейный, я просто возьму эти комнаты. Сказал и повесил свой замок на дверь.
Я спросил дворника: — А как же с остальными двумя комнатами?
— Да, видите ли, сказал он смущенно. Эти две комнаты, пожалуй для вас не подойдут.
Чтобы раз навсегда покончить с этим делом, я осмотрел эти две комнаты. Одна комната была прежней дворницкой, узкое помещение, получавшее свет из окна, расположенного почти у самого потолка. Пол комнаты еще совершенно не был готов, и плотник как раз занят был тем, что прибивал половые доски. Другая комната представляла собой маленькое помещение в уровень с землей, с окном на двор. Эта комнатка была закрыта и в ней помещалась кое-какая мебель бывшего жильца.
— А
Добродушно улыбаясь, он посмотрел на меня и сказал:
— А мебели и нету-ти.
При этих условиях, конечно, мой въезд в квартиру при всем желании был невозможен.
Я возмущенно обратился к моему секретарю:
— Ведь я вам определенно поручил перед моим отъездом, чтобы вы позаботились о том, чтобы квартира была в порядке. Если бы вы имели малейшее понятие о дисциплине и о чувстве долга, вы бы заранее осмотрели квартиру и увидели бы, в каком состоянии она находится. Вы бы тогда не посмели ехать со мной сюда и отнимать мое время.
Мой секретарь бормотал какие-то извинения, а я приказал шофферу отправиться непосредственно в гостинницу Савой. Прибыв туда, я предъявил мои мандаты и просил о комнате для меня и моей жены. Швейцар ответил, что у него хотя имеется маленькая комната, но что он не может мне ее дать без прямого разрешения «Бюробина», т. е. «бюро по обслуживанию иностранцев». Это бюро находилось в народном комиссариате иностранных дел, в «Наркоминделе». Я поехал на том же автомобиле со всеми моими вещами непосредственно в Наркоминдел, отправился в Бюробин и объяснил там положение дела, заявив, что квартира предоставленная в мое распоряжение народным комиссариатом финансов, о полной готовности которой мне еще 2-го июня сообщено, фактически еще ныне, 13 июня, находится в таком состоянии, что плотник прибивает половые доски. В виду этого я потребовал свободной комнаты в гостиннице Савой. Бюробин дал мне соответствующий ордер и я действительно получил комнату. Комната в гостиннице Савой была хотя и мала и узка, но во всяком случай это было нечто лучшее, чем полуготовый ремонтирующийся дом. После этого опыта я уже не настаивал больше на получении квартиры в две комнаты. И действительно, она никогда более не была ни предложена, ни предоставлена в мое распоряжение.
Уже много писалось о системе сыска в советской России, много преувеличенного и выдуманного. Конечно, надзор за политическим настроением населения несомненно чрезвычайно интенсивен, гораздо более интенсивен, чем в государствах, где форма управления существует уже давно. В особенности интенсивен этот политический надзор за красной армией, за составом государственных служащих, за специалистами («спецами») и за приезжающими в Россию иностранцами.
Во время моего последнего пребывания в Москве я проживал более трех месяцев в гостиннице «Савой», одной из немногих гостинниц, предназначенных для приема иностранцев. Все гостинницы, предназначенные для иностранцев, находятся в ведении Бюробина, который представляет собой особый отдел при народном комиссариате иностранных дел. Состав служащих гостинницы Савой, так же как и всех других гостинниц Бюробина, одновременно находится также на службе у ГПУ и, кроме своих прочих служебных функций, должен осуществлять и политический и полицейский надзор за жильцами гостинницы.
Для жильца, проживающего в гостиннице Савой, гостинница представляется просто стеклянной клеткой. Час, когда жилец гостинницы ушел из дому, когда он вернулся, Когда он принял посетителей, как долго посетители у него находились и кто именно были эти посетители, все это точно отмечается. Надзор производится подчас в такой неловкой форме, что он прямо бросается в глаза. Бывает, например, что возвращаешься поздно ночью домой, усталый поднимаешься на лестницу, так как лифт уже не действует, сонный направляешься через полутемный корридор в свою комнату, и вдруг натыкаешься на «парикмахера» в белом кителе, плохо скрывающегося за колоннами. Конечно, невольно вздрагиваешь, потому что никто не ожидает в это время встретить парикмахера в белом кителе. Что же оказывается? Этот милый человек только хотел знать, направляется ли поздно возвращающийся домой жилец в свою собственную комнату или в чужую, а если в чужую, то в какую именно.