На стальном ветру
Шрифт:
– Так и есть. Я исследовал. Я ученый - что еще мне оставалось делать? Я нанес на карту сеть туннелей и шахт, расходящихся лучами от точки входа под моей лабораторией. Большинство из них были тупиками, перекрытыми оплавленным щебнем или бетоном. Ни один из них не упоминается в официальных документах, но очевидно, что они такие же древние, как сам "Занзибар". Это означает, что кто-то поместил их намеренно, по какой-то причине, а потом решил никому об этом не рассказывать.
– Это все, что у тебя есть?
– Чику покачала головой.
– Я уже знала это, Травертин. Я составлю официальный отчет, как
– Значит, существование этих особенностей еще не стало общеизвестным?
– Так это или нет, но это не дает тебе возможности торговаться.
– Значит, карта системы туннелей тебя не заинтересует?
– Я могу составить свою собственную карту.
– Я мог бы избавить тебя от лишних хлопот. И избавлю тебя от необходимости учиться чему-то еще на собственном горьком опыте. Я нашел один туннель, который вообще ведет из Каппы. Но я не смог исследовать его.
– Слишком испугался?
– Не забывай, что исследование туннелей было отвлекающим маневром - мне нужно было заниматься своей официальной работой. Как бы то ни было, каким бы любопытным я ни был, и даже если бы я нашел время, то не смог бы исследовать его, даже если бы захотел. Не так-то просто. Но нет никаких причин, по которым ты не могла бы этого сделать.
– Что во мне такого особенного?
– У тебя правильное имя.
– Ты меня запутал, Травертин.
– Тогда я сделаю это для тебя очень простым. Есть что-то вроде... программного обеспечения-сфинкса, препятствующего доступу в более глубокий туннель. Мое предположение - и мои предположения, как правило, надежны - заключается в том, что он ждет появления крови Экинья. Кого-то из этого древнего и святого рода. Будь у меня время, я мог бы одурачить программу-сфинкс, но, как я уже сказал, у меня были другие дела. И я был удовлетворен тем, что то, что я уже узнал, окажется достаточно полезным, когда придет время.
– Как сейчас, например?
– Твоя семья и ее сеть союзников сыграли большую роль в создании и запуске голокораблей, Чику. Кто-то, связанный с семьей, решил тайно пронести секрет на борт этого корабля.
– Это невозможно. Я тогда была жива, помнишь? Я видела, как собирались голокорабли, я видела, как улетал первый из них.
– Тогда, возможно, ты была не так близка к лону семьи, как тебе хотелось бы думать. Возможно, есть какие-то темные секреты, которыми никто из участников не был готов поделиться с молодой и беспомощной Чику Экинья.
– Травертин впервые улыбнулся.
– А теперь, может быть, мы еще раз обсудим мое слушание?
– Мне нужна твоя карта, - сказала Чику.
– Это обещание помощи?
Чику ничего не сказала. Она пошла в комнату Ндеге и нашла лист бумаги и несколько восковых карандашей. Она принесла их обратно к столу и положила перед Травертином.
Ной тихонько кашлянул, входя на кухню.
– Это больше не может продолжаться, - сказал он.
Травертин повернулся, чтобы посмотреть на него.
– Ты можешь вызвать констеблей, когда захочешь. Скажем, я прибыл в состоянии отчаяния и растерянности. Им потребуется некоторое время, чтобы добраться сюда - не будет никаких намеков на то, что вы укрывали меня.
– А мы и не собираемся, - сказал Ной. Его скрещенные руки выражали отвращение. Чику
Травертин снова взялся за бумагу и цветные карандаши и начал рисовать.
– Это не займет много времени, - сказал он.
Председатель Утоми делал еще одно публичное заявление. Их дети уже спали, а Чику и Ной наблюдали за происходящим из своей кухни. Оба были слабы от усталости, но им не терпелось услышать последние новости, последние оценки потерь, последние намеки на политическую реакцию со стороны остальной части местного каравана.
– К настоящему времени, - сказал Утоми, - некоторые из вас, должно быть, знают о неопровержимых доказательствах того, что сегодняшняя авария была вызвана чем-то, происходящим в исследовательском центре Травертина или рядом с ним. Некоторые из вас также будут знать, что Травертин пережил аварию. Я могу подтвердить, что эти слухи верны. Я также могу подтвердить, что Травертин сейчас находится под стражей, сдавшись администрации. Совет Миров может быть уверен в нашем полном сотрудничестве по всем вопросам, связанным с этим инцидентом. Если выяснится, что Травертин был вовлечен в действия, противоречащие положениям Соглашения "Пембы", и что эти действия произошли по нашему недосмотру, мы будем подчиняться всем решениям властей каравана.
– Почему бы просто не бросить Травертина волкам и покончить с этим, - сказала Чику, когда Утоми закончил.
– Добром это не кончится, - сказал Ной.
– Травертин сделал это, пока мы должны были присматривать за ним - как это заставляет нас выглядеть?
– Глупее Травертина, - сказала Чику.
– Но если бы это было преступление, за которое полагается повешение, мы все были бы за виселицу.
Ной осторожно кивнул.
– И вообще, о чем Травертин хотел поговорить?
– Он был шокирован. Кто бы не испугался при таких обстоятельствах? Травертин хотел получить заверения в том, что его дело будет рассмотрено справедливо.
– В первый раз его выслушали честно.
– На этот раз все будет по-другому.
– Чику постучала ногтями по столешнице. На том месте, где только что стоял бокал с вином, появился красный круг.
– Люди погибли из-за эксперимента. Будет трудно выйти за рамки этого.
– Что Травертин рисовал на этом листке бумаги? Ты не взяла его с собой, и ты не показала его констеблям.
– Это меня судят или Травертина?
– Я только спрашиваю, - сказал Ной, и его обиженный тон заставил ее внутренне содрогнуться. И ей пришлось признать, что да, он спросил только потому, что имел на это право - это тоже был его дом. Обычно у них не было секретов друг от друга.
– Травертин хотел убедиться, что больше нет риска декомпрессии, - сказала Чику.
– На рисунке показаны подземные выработки, соединенные с лабораторией, на случай, если какие-либо из них потребуется перекрыть или укрепить.
Насколько это было возможно, это было правдой - Травертин мимоходом упомянул, что кому-то следует перепроверить туннели и шахты, особенно когда они начали восстанавливать давление в Каппе. Но это было лишь второстепенное беспокойство.
Чику не нравилось лгать Ною - даже недомолвками.