На стороне мертвецов
Шрифт:
— Весьма благодарен, господа, только давайте после! Хотелось бы оценить во всей полноте… а здесь это вряд ли возможно. — отец кивнул на запруженную людьми дорогу.
— Конечно, как угодно-с… — явно расстроился Мелков и попытался пристроить свою коняшку рядом с отцом. Но конь под казацким старшиной развернулся неторопливо и страшно, как крейсер в городском пруду, едва не вынеся Мелкова из седла одним взмахом хвоста. Мышастая лошадка «железнодорожника» шарахнулась в сторону, испуганно взбрыкнув задом.
— Стой, холера ясная! — Мелков заполошно
Тем временем текинец жандарма скользнул мимо, будто змея, и занял место по другую сторону отцовского автоматона. Наконец-то справившийся с конем Мелков горестно поглядел вслед более расторопным приятелям, вздохнул и пристроился рядом с Митей. Кавалькада неспешно двинулась по дороге. Замыкала процессию паротелега с тарахтящими и подпрыгивающими в кузове водочными бутылками.
— Неужто это и есть его высокоблагородия знаменитая добыча? — приторно-любезно поинтересовался Мелков.
Митя покосился оскорбленно — добыча на самом деле была его. Прознают здесь как он мертвяков крошил — отбою от барышень не станет, все захотят познакомиться, с героем-то. К сожалению, отбою не будет не только от барышень. Ротмистру тоже по должности положено интересоваться: а как Митя, бескровный, мертвяков крошил, да еще в количестве, сильнейшим Моранычам нынешнего поколения не доступном? И ни за отцовское звание, ни за дядюшкин титул не спрячешься. А он все еще надеялся — спрятаться. Ускользнуть от судьбы, ласково усмехающейся ему клыкастой пастью рыжей мары.
— Наслышаны, наслышаны! — не дождавшись ответа, продолжал вещать Мелков, слегка подобострастно заглядывая Мите в лицо. — Весь город кипел — начальник Департамента и в должность еще не вступил, а уж такого размаха преступление раскрыл! Нелегальные цеха! Поднятые мертвецы! Говорят, нечто сугубо еретическое вскрылось?
— Поднятые древние боги. Древнейшие. — сквозь зубы процедил Митя — Мелков ему не нравился. Когда перед тобой лебезит чиновник не самого низкого ранга — это должно льстить. Но почему-то не льстило, скорее… Мелкова хотелось убить. Митя едва заметно вздрогнул, вдруг поймав себя на желании ткнуть пальцем в эти бегающие глазки и давить… давить… давить…
— Да как же это можно — чтоб боги? Никак не можно, Бог-то — он один! — укоризненно залопотал Мелков, и перекрестился на торчащую вдалеке церковную маковку. Мите пришлось с силой сжать кулаки, а то руки так и тянулись к пухлому, в складочках горлу.
«Да что со мной?» — торопливо пряча кулаки в карманы автоматонного плаща, испуганно подумал он.
— Бросьте, Фан Фаныч. Как их еще называть-то: дальние предки Чтимых Кровных Предков? — бросил через плечо ротмистр. — А вдруг они вовсе не предки? И даже не родичи?
— Родичи — не-родичи, а ведь встали… стервецы! — буркнул Мелков, и последнее слово звучало как ругательство, а не как обычное название восставших мертвецов. — Где это видано, чтоб какой-то лавочник мертвяков будто Кровный Мораныч поднимал?
— Раз уж Аркадий Валерьянович, прошу прощения, ваше
Вот теперь светская выучка понадобилась сполна. Не показать, что напрягся, не дрогнуть лицом…
— Жидкий мертвяк, ротмистр, особой опасности не представляет. — негромко, так что Богинскому пришлось податься вперед, чтоб услышать, обронил отец. — Ввиду высокой стадии разложения. А по матушке разве что посылать можно, а Кровным быть никак нельзя. Ты или Кровный, или нет. Впрочем, вы ведь это знаете, не так ли, Александр Иванович?
— Я и про древнейших богов раньше не знал. — буркнул ротмистр. — There are more things in heaven and earth, Horatio,/Than are dreamt of in your philosophy.[2]
— Просто зазнался народишко не по чину. — заключил Мелков. — Чугунку кладут, заводы строятся, вот и лезет сюда всякая шваль. Вон там Брянское акционерное общество литейные цеха заложило. — Мелков махнул в сторону труб. — А с той стороны конкуренты их, бельгийские заводы Шодуар. Заводов еще и нет толком, а рабочие уже из-за бараков бунт учинили. Дескать, зимой там жить невозможно. И добро б, их, бельгийские, рабочие! А то ведь наши, росские! — в голосе Мелкова дрожало тягостное недоумение.
— Неужто все так плохо? — пробормотал Митя.
— Та и доброго багато! — вдруг громыхнул казацкий старшина. — Пришлый рабочий народишко, звычайно ж, шебутной… Алеж ось мы з вами, панове, зараз на «Фабрику» въезжаем…
— Район такой, по фабрикам ткацким названо, еще при светлейшем князе Потемкине заложены: суконные, чулочные, иные-прочие… У самого государя императора три мундира екатеринославского сукна! — поторопился влезть Мелков.
Митя разочарованно хмыкнул: окрест не оказалось ни лавок, торгующих тем самым сукном, ни иных интересностей. Облупленные домишки в один, самое большее два этажа перемежались глиняными домиками с огородами. По лысому пустырю бродили тощие козы.
— Самое гиблое место в городе! — усмехнулся ротмистр.
— Було! — наставительно поднял толстый палец Потапенко. — При батьке моем, Михайло Потапыче, навить здоровые мужики, при оружие, якщо сюда ехали, коней в галоп пускали, да и то всякое случалось. Меховые воротники с офицерских шинелей, и те обрывали. А зараз сносить будут! — довольно прогудел он. — Заводоуправление бельгийское поставят… А це склад «Брянского товарищества».
– он ткнул хлыстом в громадный прямоугольник, сложенный из новехонького кирпича, торчащий среди развалин, словно гриб на трухлявом пне. Заплетаясь в спутанный клубок, со всех сторон к «прямоугольнику» тянулись накатанные колесные колеи. Битюги-тяжеловозы волокли проседающие телеги, а крепкие грузчики с матом и уханьем выгружали тускло поблескивающие железные болванки.