На стороне мертвецов
Шрифт:
Митя передернул плечами… и направился к единственной полностью обставленной комнате в поместье: кабинету управляющего. Анна Владимировна, а вернее ее новый муж, без всяких угрызений оставив себе многолетние плоды трудов старшего Штольца — от электрических ламп в доме до скифского золота, — все же переслали в поместье Меркуловых письменный стол и шкафы с агрономической литературой.
— А, Митя, наконец-то ты соблаговолил уделить нам внимание… среди всего множества твоих важных дел. — отец обернулся на стук в дверь. — Если бы Ингвар не сказал, что ждем, Переплут знает, когда б мы тебя увидели!
И что теперь: жаловаться, что милейший Ингвар много чего успел сказать, единственное позабыл — передать, что Митю
— Я же здесь! — хмыкнул Митя, и со всем изяществом светского человека и дворянина опустился на единственное оставшееся сидение: сколоченный из старых ящиков занозистый топчан. Все едино брюки, кое как заштопанные местными бабами, после того как подлец Алешка Лаппо-Данилевский уничтожил весь его петербургский гардероб, беречь уж поздно.
Свенельд Карлович бросил на него быстрый проницательный взгляд, и Митя поторопился заговорить:
— Я шел от причала и думал, как мы вам обязаны, Свенельд Карлович! За два месяца вы совершили чудо: превратили эти руины… — он изящно повел рукой. — …в руины, которые по крайности не валятся на голову. Еще б канализацию сюда провести… Право же, эта будка на заднем дворе нас всех унижает. Меньше, конечно, чем выгребная яма, что была на ее месте…
И невозмутимо встретил устремленные на него недовольные взгляды. Отцу-то что не нравится?
— Мне, конечно, весьма лестно ваше доброе мнение, Дмитрий. — с обстоятельной тяжеловесностью начал немец. — Но мы как раз говорили с Аркадием Валерьяновичем, что дела наши совсем не так хороши, как мы рассчитывали. — он подтянул к себе стопку бумаг, удивительно растрепанную для этого кабинета, где даже книги в шкафу выстроились «по росту». — Мы уже обсуждали, мой ярл… — Свенельд Карлович склонил голову перед отцом, напоминая, что принес тому клятву дружинника-хирдманна, а значит, не только жизнью, но и честным посмертием отвечает за каждое слово. — Что посадить хоть что-то на пахотных землях поместья удастся не ранее следующего года. Но даже это вызывает у меня некоторые сомнения. Мы с герром Лемке покамест лишь очищаем земли от бурелома с помощью наших пароботов… и должен заметить, что за годы запустения почва изрядно выветрилась и нуждается в восстановлении. Можно посадить кормовые культуры из неприхотливых, но должен отметить, что и они, в свою очередь, истощают пахотные площади…
«Никогда. — подумал Митя, чувствуя, как сознание его тихонько уплывает, словно погружаясь в мутный, противно-теплый бульон. — Никогда я не буду заниматься сельским хозяйством. Чем угодно, только не этим… клевером. — он содрогнулся. — И люцерной.»
— Мы предполагали продержаться за счет заводиков, что построил на ваших землях покойный господин Бабайко… — Штольц обозначил легкий поклон в сторону Мити, а тот важно кивнул в ответ.
Имение принадлежало отцу, но заводы, а точнее, слепленные на скорую руку беззаконные (и беспошлинные) цеха, были его, Митиной, воинской добычей, самой настоящей, взятой по древнему дружинному праву — и многие ли могли похвастаться таковой в неполные шестнадцать лет? Отец, наоборот, хмурился: не мог принять, что его, лучшего сыщика питерской полиции, расследовавшего дела Императорской Семьи и награжденного лично из рук Его Величества Александра Александровича III Даждьбожича, чуть не убил местный лавочник… чтоб скрыть нелегальную деятельность в подаренном отцу имении. Правда, весьма обширную деятельность, весьма…
— Мои расчеты оказались целиком неверными. — Штольц снова склонил голову перед отцом, давая понять, что принимает гнев признанного
Митя вздернул бровь (одну, только одну, так выразительнее!): Свенельд Карлович и впрямь считает, что у здешних еще и мышление имеется?
— Никто… верите ли, господа, никто из окрестных крестьян! — Штольц развел руками. — Не согласился работать! Скорее с голоду умрут, чем заработают копейку для своих семей там… где трудились мертвецы! — с отвращением закончил он.
Митя невольно вздрогнул: учитывая, что на заводиках Бабайко и впрямь работали мертвецы, а забирал он их с местных кладбищ за прижизненные долги… селян можно понять. Но ненужно. Потому что эти трусливые негодяи оставляют его, Митю, без прибыли, когда ему так нужны деньги!
— Священника привозили? — поинтересовался отец.
— Трижды. Упокоение, перезахоронение поднятых покойников, очищение и освящение места их посмертных трудов. Батюшку в бричке по селам провез, в каждом молебен отслужили по невинно потревоженным. Не идут! Плату поднял — все равно не идут, а ежели поднимать еще, всякий финансовый смысл в возобновлении работы бабайковских цехов теряется. То же самое с готовым товаром, что не успел вывезти Бабайко… — Свенельд Карлович перелистнул несколько бумаг. — У меня отказались покупать «мертвецкий кирпич». Некоторую часть мы пустили на восстановление дома и конюшен… Надеюсь вы, господа, не против?
Митя и отец промолчали: странно было бы, напугай их кирпич, слепленный мертвыми руками. А в конюшне у них паро-кони, тем и вовсе все равно.
— То же касается досок… В Александровске удалось сбыть партию стекла, но дешево, продавать пришлось через третьи руки. Таким образом, увы… — Свенельд Карлович сложил бумаги и аккуратно подровнял стопку. — Расчет на то, что восстановление имения можно произвести из доходов от захваченных цехов, не оправдался. Wohl oder "ubel[1], но вместо того, чтоб зарабатывать, мы лишь тратимся. — он обвел выразительным взглядом кабинет, но понятно было, что имеется в виду свежий ремонт всего господского дома.
Митя скуксился: ему этот дом вовсе не нужен, им в деревне не жить! Ему нужны деньги!
— М-да… — задумчиво протянул отец. — И с Гнат Гнатычем не расплатились. Митина доля, конечно, главная — он тех восставших божков упокоил… но уряднику и уездным стражникам тоже премия причитается, за то, что мертвяков перебили.
Митя стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя выдавленные полукружья. Божков, нежданную находку горе-археологов, упокоил вовсе не он. Но та, что сделала это, не станет претендовать на долю добычи… ведь она их и подняла, дура деревенская! А вот мертвяков перебил он, почитай, в одиночку — отец со Свенельдом не видели и сотой доли армии мертвых, что поднималась из бездн земли за высоким забором бабайковского подворья. Урядник Гнат Гнатыч, и стражники его вместе с конями, и отец со Свенельдом — орде мертвяков они были на один зуб! Только косточки бы хрустнули, если бы… если бы Митя не сделал кое-что… о чем он никому не может рассказать! Да он всех их спас! Включая глупую ведьму… А теперь еще должен им за это платить?
— Что вы предлагаете, Свенельд Карлович? — не обращая внимания на красного от ярости сына, спросил отец.
— Я вижу лишь один выход: найти рабочих в отдаленных местах. В центральных губерниях недород, осенью там начнут сколачивать артели на заработки. Мы отправим герра Лемке нанять такую артель. Может, даже две… Если привезти их прямо сюда, и хотя бы на первых порах не позволять общаться с местными, за зиму мы сможем произвести изрядно недорогого кирпича. Возможно, удастся сохранить стекольный цех. А там, глядишь, и отношение местных изменится, если до весны с артельщиками ничего… эдакого… не случится.