На страже Империи. Том 3
Шрифт:
Великая битва не на жизнь, а насмерть, к которой мы все готовились, эпическое и кровавое возмездие, финал столь длинного пути…
Всё это — вот в этой тощей фигуре с потерянным взглядом.
Я даже немного смутился.
— Что, Хилини, будем сражаться? Или попытаешься сбежать, как ты это частенько делала? Я ведь пришёл именно к тебе. Долго шёл, было непросто.
Она подняла на нас взгляд.
— Сражаться, бежать… Зачем? Куда? Куда мне бежать, Аштар?! Сколько ещё мне бежать?!
На последний словах её голос сорвался на визг, по щекам потекли
Это… существо прожило слишком долго, чтобы я мог сострадать её слезам.
— Ну, куда-то ты ведь бегала всю жизнь? За что-то сражалась? Сына, внука — всех приспособила к делу. Встала во главе целой Империи на несколько веков. Откуда мне знать, чего тебе всё неймётся. Меня, вот, зачем-то убила. А я ведь даже не мог спросить, зачем! Зачем, кстати? Власти было мало?
Хилини медленно мотнула головой, будто та еле держалась на плечах.
— Внук, сын… То, что осталось от сына… От нашего сына. Они ведь мертвы?
— Отвечаешь вопросами на вопрос, как в старые-добрые! Ну-ну. Впрочем, я отвечу. Остов нашего сына, этого самонадеянного ублюдка, служит прекрасным кристаллом Адэрах. Ну а твой внук решил, что он всемогущий и заполз в пещеры Нигилия. Ну там его и схарчила пара сучек!
— Я отвечу тебе, Аштар. Зачем я убила тебя, чего я хотела.
— Ну-ну. Интересно будет послушать. Ребята, вы главное всегда будьте начеку. Она может атаковать в любой момент.
— Могу, конечно. Но что с того? Я уже всё потеряла. Если ты до сих пор задаёшься вопросом, зачем я сделала то, что сделала, значит тебя всё ещё волнуют призраки прошлого, Аштар. Что ж. Ты думаешь, я хотела власти? Может и так. Но мне никогда не нужна была власть ради самой власти. Я хотела… свободы и покоя, Аштар. Свободы и покоя.
— Ну да? И ради покоя решила прикончить меня, перевернуть весь мир вверх дном, стать императрицей — все ведь знают, какая спокойная у монархов жизнь!
— Да! Да, знаешь, да! Именно так! Я всего лишь желала ни от кого и ни от чего не зависеть! Не быть тенью, игрушкой в руках богоподобного мужа! Не скитаться по миру, гонимая и вызывающая ужас! ДА, Аштар! Я хотела быть свободной… и любимой! Хотела быть уверенной в том, что все карты в моих руках, а значит беспокоиться не о чем! Хотела, чтобы я могла быть никому ничего не должна, но не быть при этом ненавистной всем и одинокой! Даже если ради этого мне нужно было уподобиться богам…
Я пристально посмотрел на неё. Сначала я искренне хотел рассмеяться… а потом понял: она правда верит в это. В её словах нет лжи, а в её глазах на миг даже загорелся живой огонёк!
И тогда я лишь устало вздохнул. А затем ответил:
— Хилини-Хилини. С юных лет ты так любила парадоксы… чтобы в итоге пасть жертвой одного из них…
— Что ты хочешь этим сказать?! Вот так ты всегда — как скажешь что-нибудь высокомерное и пафосное, будто в душу плюнул!
— Если тебя так задевают чужие слова, если они проникают в твою душу так легко, в том нет вины слов. Но я всё-таки объясню. Даже если бы ты стала божеством.
— Так, но… может, ему и не нужно, чтобы его кто-то любил?! Это же не человек, ты сам всегда напоминал мне об этом!
— Может и не нужно. Но любят ведь за что-то, а не потому что это нужно. Рад, что ты не стала юлить и сразу признала — таких существ не сыскать во всех мирах. Потому что нельзя, Хилини, нельзя быть любимым и абсолютно свободным одновременно. Нельзя быть объектом обожания, который никому ничего не должен… во всяком случае, вечно. Да и такая однобокая любовь в любом случае — любовь фанатика, извращённое, ложное чувство.
Тонкая фигурка Хилини застыла. Она не произносила ни слова, но я слышал её горячее нервное дыхание. Она всегда так дышала, когда что-то увлечённо слушала. И я продолжил:
— Любовь — это всегда отношение, Хилини. Во всяком случае, любовь между разумными. даже, скажем, родину любят за что-то, за то, что эта родина вложила в личность любящего. А уж человека — и подавно. А любое отношение — это связь. Это те самые путы, которых ты так избегаешь. Любовь выращивается, лелеется обеими сторонами. О ней заботятся оба полюса, иначе она превращается в фанатизм, в жажду обладать вещью. Ведь не такой любви ты желала, не так ли?
— Не такой… — эхом повторила она. — Не такой…
— Твоя свобода — ложный идол! Это — свобода всё того же властелина Эссены! Свобода висеть гигантским энергетическим шаром посреди миллионов километров мёртвой пустоты! Никто, ничто не может навредить ему! Я, ты — в сравнении с ним весь наш мир скопище букашек, пыли! Никто ему не нужен!..
— … Но он не может ни с чем соприкоснуться. Он так могуч, что просто уничтожает всё, что оказывается слишком близко… — прошептала она.
Я кивнул.
— Именно так. Чтобы не зависеть ни от чего, не оказаться связанным, он должен разрушать любые путы. Любые отношения. Если появится что-то, чего он не сможет уничтожить… значит это что-то потенциально сможет уничтожить его. Такого будущего ты себе хотела? Так можно тебя хоть сейчас куда-нибудь в космос отправить!
— Я не… Нет! Не такого! — огрызнулась она, как часто делала это, когда не находила иных слов. — Ну ладно, не свободы! Любви и покоя!..
Последнее слово прозвучало уже совсем не так уверенно, как раньше.
— Ты ведь уже и сама поняла, что не бывает любви в покое, Хилини. Абсолютный покой — удел мертвецов. Мёртвых, а не бессмертных. Ведь даже бессмертному всегда есть что терять. То, что наполняет его жизнь. Ну а любовь к покойникам… Это считалось варварством даже в наше дикое время!
Хилини молчала. Тронный зал погрузился в ночную тишину. нарушаемую лишь звуками боя за стенами Дворца Вечности. В этой тишине Хилини, шелестя одеждами, молча рухнула на колени.
Виктор за моей спиной мрачно усмехнулся.