На страже стабильности. Повесть о настоящем инквизиторе.
Шрифт:
Не медля ни секунды, Бесогонов поднялся и подошел к шкафу, в котором именно для таких торжественных мероприятий хранилась его парадная форма. Переодевшись подошел к зеркалу. На него смотрел мужчина лет тридцати с небольшим, сухощавый, чуть выше среднего роста, с выдающимся волевым подбородком и пронзительный взглядом от которого, как надеялся младший инквизитор у врагов народа стыла кровь, а женщины падали в обморок. Принял ту самую торжественную позу, что подсмотрел по телевизору, получилось вроде бы неплохо. Бросив собой любоваться нацепил фуражку с большой красной звездой увитой колосьями и подошел к так и не пришедшему в себя N66.
"Не долго тебе осталось мучиться", - мелькнула в голове
– "Неужели у этого сектанта заразился гуманизмом. Еще чего не хватало. Надо быстрее от него избавляться. Пока я не стал таким же мягкотелым и простодушным".
Зацепил тело сектанта крюком между надежно связанными руками младший инквизитор потащил N66 к двери. Впереди был недолгий спуск на первый этаж и еще по улице тащить метров тридцать до столба, так чтобы из окон всем было хорошо видно, особенно тем, кто плохо проникается на уроках идеями устройства социально-ориентированного государства, что ждет каждого, каждого врага народа и врага государственной идеологии. Подобное зрелище быстро возвращает любовь и к учебе и к государственной идеологии. Во всяком случае, так считали в Министерстве Образования Синеокой.
Уже на первом этаже Бесогонов снова охватили сомнения, как там Арсений Назарович, не подведет ли. Не хотелось, чтобы в самый ответственный момент твоей жизни - когда рядом с тобой будет стоять самая красивая женщина в мире, внезапно оказалось, что дрова отсырели, а керосин для разжигания костра закончился или пойдет дождь и испортит всю торжественность момента. Но было уже поздно, что-либо выяснять и Бесогонову пришлось довериться и положиться на директора, пообещав себе, что если Арсений Назарович даст хоть один повод усомниться в своей компетенции, то следующий в очереди на костер будет именно он.
На улице было по-весеннему тепло, легкий ветерок был как нельзя кстати, и к величайшему облегчению младшего инквизитора на небе не было ни облачка, практически идиллическая картина дня, которая скоро расцветет еще больше яркими красками, торжественными речами и хороводами под руководством прекрасной Анастасии Филипповны. И от этого всего в душе Бесогонова сразу все запело и заплясало, остаток пути к будущему костру тащил сектанта словно пушинку.
Привязать тело врага к столбу особым инквизиторским узлом было делом двух минут, а чтобы своими, пусть и приглушенными мешком, воплями сектант ненароком не испугал самых маленьких дополнительно прихватил горло веревкой. Отойдя в сторону и наблюдая за результатом своей работы Бесогонов не мог не признаться себе, что наставники в Академии старались не зря и сделали из него настоящего профессионала - и швец и жнец и на дуде игрец.
Пока младший инквизитор любовался солнышком и в который уже раз за день репетировал про себя торжественную речь, которую он решил сдобрить парочкой эмоциональных, но не слишком, жестов, чтобы придать побольше драматизма всему мероприятию, к месту будущей экзекуции стали стягиваться учащиеся и зеваки с близлежащих домов.
Первым, как и положено, выполняя свои прямые обязанности, подошел школьный завхоз Геннадий Николаевич: обошел вокруг столба, проверил дрова, подергал веревки, которыми был связан сектант. Удовлетворительно кивнул сам себе и только после этого, сняв с шеи ключ, отпер сейф, в котором хранили запасные вязанки с дровами, керосин и прочие полезные в школьном хозяйстве мелочи. Проверив уровень жидкости в бутыли завхоз одобрительно крякнул и только потом направился к Бесогонову. По пути грозя пальцем малышне, которая уже норовила незаметно подкрасться к столбу и стащить себе на память какой-нибудь сувенир.
Следом подтянулся трудовик со своим классом, с которым у Бесогонова вышел короткий, но содержательный спор, относительно
Между тем, пусть и за ничего не значащими разговорами время шло и постепенно пространство вокруг столба, с соблюдением обязательных мер противопожарной безопасности, заполнялось народом, образуя собой правильный идеологически выверенный прямоугольник.
В первых рядах, под присмотром педагогов высшей категории особо отличившихся на ниве воспитания будущих тружеников села и преданных слугам народа членов общества, стояли старшеклассники, а за ними уже все остальные. Малышню брали на руки, чтобы тем было лучше видно.
И только Бесогонов забеспокоился, что нигде не видит ни Арсения Назаровича, ни Анастасию Филипповну, как тут же уловил их силуэты боковым зрением - директор чуть ли не в обнимку шел с Анастасией Филипповной, а за ними гуськом тянулся кружок танцев и патриотических песнопений "Линия Сталина", все нарядно одетые и радостные.
"А чего им не веселится-то", - думал про себя Бесогонов, - "детство же, радоваться надо, петь да плясать. Вот плясать они и будут". А тот факт, что Арсений Назарович по глупости позарился на предмет его вожделения, младший инквизитор занес в свою особую папку, в которой хранил все имена и фамилии, которые рано или поздно станут фигурантами в его делах.
Правда, когда Анастасия Филипповна и Арсений Назарович подошли к Бесогонову, младший инквизитор излучал только спокойствие и полное безразличие, показывая всем своим видом, что очень занят последними приготовлениями к вот-вот уже начинающемуся торжественному мероприятию.
– День добрый, Иван Викторович, - голос Анастасии Филипповны журчал словно ручей, а радость, которую она излучала, могла легко заразить Бесогонова и выдать тем самым его чувства к ней, поэтому младший инквизитор извинился, сославшись на срочную необходимость проверить все в последний раз, и направился к месту будущей казни.
Дергая веревки, которыми сам же надежно привязал сектанта Бесогонов одновременно с этим особыми психологическими приемами: "смерть шпионам" и "ни шагу назад", которые он практиковал на ежедневных пятиминутках ненависти к врагам Синеокой, быстро вогнал себя в боевой транс, где уже не было ни одной мысли о Анастасии Филипповны, а только одна всепоглощающая и испепеляющая ненависть к врагам народа и стране в целом.
И это, как всегда, помогло младшему инквизитору. Уже через минуту в его голове задул прохладный ветерок, а вместо сердца бушевал настоящий лесной пожар ненависти ко всем гуманистам, альтруистам и пацифистам вместе взятым. Вот только руки, к сожалению, были недостаточно чистыми, а бежать их мыть было уже слишком поздно. Так что Бесогонов просто заложил их за спину во время своего выступления.