На суше и на море. 1962. Выпуск 3
Шрифт:
— В ста милях к зюйд-осту от острова Клир-Айленд.
Сто миль! Осталось только сто миль! Это сразу все меняло. Я моментально ожил и закричал:
— Благодарю, капитан! Я дойду своим ходом, осталось совсем немного. После 2400 миль не стоит сдаваться, когда впереди только сто.
Да, я, наверно, не был похож на красавца со своей шестинедельной бородой и потрескавшимися руками, на пальцах у меня почти не осталось ногтей, волосы обесцветились и падали прямо на лицо.
Однако я расхрабрился и решил идти вдоль ирландских берегов в Ливерпуль, как было намечено сначала.
Капитан «Элфредона» (так назывался бриг) не хотел оставлять меня, и пришлось
Мы расстались. Ноги у брига были длинные, и он сразу же пропал из виду.
Хотя я и решил пройти мимо ирландских берегов, по не терял времени, чтобы все-таки доплыть до них.
Через день, 9-го, я встретил другой корабль, «Принц Ломбардо», от которого узнал, что нахожусь в 53 милях от Уэксфорд-Хеда — ирландского мыса у входа в пролив Св. Георга. Ура! Погода превосходная, я держу курс прямо в Ирландское море!
На следующий день, 10-го, со мной произошло что-то неладное. Увидев с правого борта берега Уэльса, я задрожал, меня охватил страх: нужно как можно скорее высадиться на берег, иначе я могу погибнуть в последний момент!
Конечно, это было глупо, но ведь я не спал уже три дня, море так и кишело кораблями. Сил у меня совсем не оставалось, и я направился к берегу в маленький порт Эберкэстл.
Местные жители приняли меня за сумасшедшего (или обманщика), но я отнесся к этому с полным безразличием. Главное, дата прибытия была зафиксирована: 10 августа 1876 года, то есть я провел в море 46 дней.
Меня поместили к одной женщине. Кровать, казалось, отчаянно качается, но я сразу же заснул и проспал тридцать часов подряд.
Потом, убедившись, что могу стоять на ногах, я воспользовался превосходным южным ветром и отплыл в Ливерпуль. Туда я прибыл 17 августа. Вот и все.
— Ну, а дальше?
— Дальше? Корреспонденты американских газет устроили мне хороший прием, но, на мой взгляд, подняли слишком много шуму. Как раз в это время в Бостон отплывала одна шхуна-бриг. Я погрузил на нее своего доброго «Сентенниэла», чтобы доставить в Филадельфию.
– А в Филадельфии?
— В Филадельфии? Туда я не поехал. На выставку привезли «Сентенниэл»; рядом с ним повесили мою фотографию и надпись большими буквами:
«ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК,
В ОДИНОЧКУ ПЕРЕПЛЫВШИЙ
АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН».
Этого было вполне достаточно.
Мне очень хотелось поехать посмотреть свою лодку, однако путина затянулась, и когда я вернулся, выставка уже закрылась.
Джонсон допил пиво и поднялся.
— Прошу извинить меня, господа, завтра я рано снимаюсь, и нужно посмотреть, все ли в порядке на шхуне. Благодарю вас…
Пожав всем руки, он удалился.
Воцарилось молчание. Наконец Жобиг произнес:
— Вот это парень! Он совершил настоящий подвиг и считает его вполне естественным. Ему даже не приходит в голову извлечь из этого выгоду.
Ю. Промптов
В СТРАНЕ УЩЕЛИЙ
В ЦЕНТРЕ Кавказа, там где горные цепи начинают ветвиться, широко раздвигаясь к Востоку — к Дагестану и Каспийскому морю, — лежит Хевсуретия, Страна Ущелий.
Глубокие узкие ущелья, пересекающие
В довоенные годы в Хевсуретии бывали главным образом экспедиции ученых, этнографов, изучавших древние обычаи и архитектуру, необычайные предметы утвари и средневековое вооружение — кольчуги, мечи, щиты и шлемы.
С давних времен хевсуры занимались преимущественно скотоводством и лишь отчасти земледелием. Удобной пахотной земли в ущельях Хевсуретии было очень мало. Крошечные поля располагались обычно на крутых склонах гор, и обработка их велась ручным способом примитивными орудиями. Сеяли хевсуры рожь, ячмень, гречиху и — редко — пшеницу, которая зачастую не вызревала за короткое высокогорное лето.
В дореволюционные годы хевсуры жили в условиях полного натурального хозяйства — все необходимое для жизни каждая семья выделывала своими руками. Покупали только соль, которую нельзя было найти в родных горах. Непрестанная тяжелая борьба с суровой природой, бедность и безграмотность были уделом маленького хевсурского народа, затерянного в снежных горах Кавказа.
Посмотреть старое, оставшееся от древних времен, увидеть новое, идущее ему на смену, давно хотелось нам — группе московских туристов. Мы тщательно готовились к путешествию, внимательно изучали маршрут по Хевсуретии и наконец осуществили свою заветную мечту. Это было наше первое путешествие по Стране Ущелий, и состоялось оно незадолго до Великой Отечественной войны.
Преодолев труднодоступный снежный Архотский перевал, мы побывали во многих селениях Хевсуретии, видели старинные оборонительные башни, в которых были сложены кучи камней и стояли котлы для варки смолы. В прежние времена — в дни междоусобных войн, разжигавшихся царским правительством среди кавказских племен, — осажденные в башнях жители хевсурских селений лили кипящую смолу и бросали камни на головы нападавших врагов. Мы наблюдали, как хевсурские женщины и девушки ткут сукно на громадных деревянных самодельных станках, пропуская между натянутыми на них нитями плоский челнок и утрамбовывая каждый ряд ткани тяжелым, сделанным тоже из дерева, гребнем.
Через несколько дней, спустившись с высот второго на нашем пути — Црольского — перевала, мы пробирались без тропы по дикому лесистому ущелью реки Аргун, направляясь в самый отдаленный уголок страны, где находилось одно из интереснейших селений Хевсуретии — Шатили.
Ущелье делалось все уже и уже — все ближе сходились его скалистые склоны. Мы обогнули преградившую нам путь скалу и… остановились пораженные.
Перед нами высился огромный укрепленный замок причудливой архитектуры. Как ни были мы подготовлены виденным ко всяким диковинкам Хевсуретии, фантастичность этого селения-замка в первый момент нас ошеломила. Селение представляло собой массу башен, построенных так близко одна около другой, что они сливались в один монолит. С башней на башню, часто на большой высоте, были перекинуты мостики. Вместо окон в башнях зияли бесчисленные бойницы. Струйки дыма поднимались к небу из невидимых щелей и дымоходов — казалось, что все селение дымится, как гигантский костер…