На святой земле
Шрифт:
Есть здесь и одна очень большая семья, но уже расколовшаяся на четыре. Глава ее, старик лет за 60, взял советский паспорт и вместе с младшим сыном собирается в Россию. Он тоже устроен неплохо: имеет деревянный домик из 3 комнат, старенький автомобиль, огород, птицу. Он очень набожен — (молоканин) и на мои рассказы о жизни в Советском Союзе ответил: «Что Бог даст. Помирать туда поеду… Церкви там теперь открыты, значит и нашу не запрещают, а язык… на язык укорот есть».
Между прочим, жена его, симпатичная старушка, всеми мерами отговаривает мужа от сумасбродной затеи, да и младший сын, с которым он живет, и невестка не горят энтузиазмом попасть на родину. Старший
С одним русским, с которым я познакомился год тому назад, я близко сошелся. Женат он на арабке, очень симпатичной молодой женщине, хорошо говорящей по-русски, православного вероисповедания. Рассказывал, как два раза пытался перейти границу, но в первый раз был пойман и отправлен по месту жительства (ГПУ признало его не совсем нормальным). Через год (в 1928 г.) бежал он вновь (ему было тогда 18 лет), но не через персидскую границу возле Ленкорани, а через афганскую. Из Афганистана его отправили в Ирак, хотя он просил, чтобы его отправили в Китай, потом очутился он в Персии, а через два года пробрался на Святую Землю. Бескомпромиссный антикоммунист, он вот уже 15 лет работает в американской фирме. Мастер на все руки: он и механик, и скульптор, он и художник, и электромеханик и — плюс ко всему этому еще большой фантазер на всякие удивительные вещи. Одним словом: настоящий Кулибин нашего эмигрантского зарубежья.
Отзывчивый на нужды других, с мягким и добрым характером, Боровко Василий Ефимович, о котором в газете «Новое Русское Слово» от 8 ноября 1953 года, в статье Ю. Марголина «Русские в Израиле» написано несколько теплых строк, имеет четверых маленьких детей, старшей из которых 8 лет. Его заветное желание выехать в Америку.
Проживает здесь и другой мастер на все руки, правда, не художник и не скульптор, но зато, подобно Эдиссону, без конца, пожалуй, даже и во сне, что-то изобретающий. Сам по себе сделал стиральную машину, радио и что-то еще и еще мастерит в своей убогой мастерской. Приготовил немало всяких патентов, которые реализовать почему-то всё еще не решается. Женат он на еврейке, чудом спасшейся из гитлеровских лагерей смерти.
Есть здесь две русских семьи, приехавшие из Китая. Главы их женаты на еврейках. Один, выучив древнееврейский язык, работает бухгалтером. Работает и его жена. Оба они образованные люди, интересуются и литературой и политикой. Будучи в Китае, муж выпустил небольшую книжку своих стихотворений, очень недурных, и, как он выражается сам, «несозвучных эпохе». Они очень гостеприимные и скромные люди.
Несколько русских семей живет здесь при советских церковных домовладениях, которые вот-вот развалятся от бремени долголетия и беспризорности. Некоторая часть русских, приехавшая сюда как паломники еще до первой мировой войны, были в первые же дни войны турецким правительством интернированы в Египет, а после окончания её некоторые из мужчин обратно не вернулись. Вернувшиеся — на родину не пожелали.
Эмигрантов последней войны, за исключением меня, как будто еще нет, если не считать около десятка женщин, вышедших замуж за польских евреев.
Как правило, все русские женщины, вышедшие замуж
Возможно, что есть и еще русские беженцы последнего времени, но о них пока ничего не слышно: очевидно пока не обнаруживают себя.
Есть здесь и такие русские, о которых как-то неприятно говорить, — пьяницы и босяки. Их к счастью очень немного, к тому же — я им очень благодарен за то, что они взяли советские паспорта и ведут очень большую «пропагандную работу» среди еврейского населения, хорошо их знающего. Исключение из них составляет один «порядочный» пьяница. Как-то я спросил его:
— Хочешь поехать в Советский Союз?
Он ответил:
— В Советский Союз не хочу, а в Россию… даже пешком пойду…
Б православных монастырях доживают век русские монашки: древние, сгорбленные временем. Из России они прибыли сюда еще до первой войны. Недавно в одной статье в еврейской газете было опубликовано следующее (передано своими словами): в Иерусалиме русской духовной миссией ремонтируется собор. Ремонтируют его еврейские рабочие. Как-то заходят в собор две древние восьмидесятилетние монашки: «Боже, Боже мой!», всплескивают они руками, — «До чего же мы дожили: наш святой храм нам жиды ремонтируют».
В Назарете, где живут только одни арабы, русских нет, за исключением одной старенькой монашки, живущей при греческой православной церкви, подчиненной московской патриархии. Много в Назарете соборов, церквей и монастырей, а вместе с ними и священнослужителей, но коммунистов еще больше. В этом святом городе подлинное засилье коммунистов, и они там — как у себя дома…
Среди русских из детей мало кто кончил здесь гимназию, не говоря уже о высшем образовании. Правда, дети русских, родившиеся здесь, в подавляющем большинстве владеют несколькими языками.
Как-то раз у Жулиных собралась небольшая компания, я прочитал ей несколько стихотворений из «Нового Журнала», из «Браней» и «Возрождения». Выслушав их и покачав головами, на мой вопрос: нравятся ли стихи, они ответили:
— А что тут нравится? Какие-то непонятные…
Тогда я прочитал им несколько стихотворений Пушкина, Лермонтова, Никитина и Кольцова.
— Ну, это другое дело! — радостно воскликнули все.
Комментарии к этому излишни. Простой человек современных модернизированных стихов не читает.
По вероисповеданию русские разделяются на православных, баптистов, молокан и «свидетелей Иеговы», но, несмотря на это, большинство из них, а особенно те, кто примкнул к недавно организовавшемуся объединению русских беженцев, живут между собой дружно: ходят в гости и помогают друг другу. В объединение русских беженцев принимаются все без различия вероисповедания и партийной принадлежности. Не принимаются только коммунисты и просоветские. Организация это небольшая: всего 18 семейств — 55 человек.
Теперь немного о герах, то есть о тех русских, которые приняли еврейство и сделали себе обрезание. Таких, примерно, 8–10 семейств. Все они многодетны и живут зажиточно: имеют свои дома и почти что все, за редким исключением, работают шоферами или механиками. Некоторые их них начинают отходить от еврейства. Большая часть их настроена антикоммунистически., В войну Израиля с арабами молодежь их сражалась на стороне Израиля. Несколько человек из них было убито. Пострадали в этой войне и мирные жители: в одном монастыре, находившемся на линии боевых действий, были убиты все монашки.