На Таити
Шрифт:
Прежде, когда она привлекала кого хотела своей осанкой, черной косой до колен и действительной загадочностью, в те времена каждый пароход увозил полюбивших ее. Но подошла война, про остров забыли, и Текау осталась одна.
Я ее боялась, так как под видимостью светской, очаровательно простой и любезной женщины я чувствовала возможность жутких приемов для достижения своих целей.
Текау принимала меня в полутемной, завешенной туземными вышивками комнате, с широчайшим диваном, роялью и массой фотографий. Она сидела, положив ногу на ногу, на качалке, слегка покачиваясь. Черная, гладкая толстая коса, перекинутая через плечо, лежала, свернувшись на коленях, большое, зрелое, начинающее грузнеть тело, пряталось в белом прямом сарафане, немногим отличающемся от платьев ампир, которые носят темнокожие; бледные, холеные, прекрасные руки на ручках качалки, тонкие щиколотки длинных ног. Она говорила о Париже и надежде вырваться
К почтительности Андрея Текау относилась с опаской, мое же отсутствие самоуверенности, неистощимая и непоколебимая доброжелательность справились даже с ее подозрительностью. Правда, она мне о себе ничего не рассказывала, но почти не хитрила и кажется, никакая интрига не была пущена в ход. Часто она присылала мне с прислугой всякие местные блюда, еще горячие, прямо на тарелке, а когда Андрей уезжал на военном пароходе А-н и я тоскливо ждала его, не зная, когда он вернется, то спешно присылала ко мне сказать, что на горизонте показался дымок. Впрочем, в такой день ко мне со всех сторон прибегали люди с вестью — едет! Тогда я заказывала Апау курицу с рисом, садилась на скамеечку на берегу перед домом и часами ждала. Смотрю, как очарованная, вдаль на серый дымок и так сильно мое желание, чтобы он скорее был здесь, рядом, что кажется — это оно, как на канате, тянет пароход с горизонта сквозь проход в коралловом рифе в синюю, зеленую воду у моих ног. Вот он ближе, отчетливей и вот — вырос передо мной— большой, серый, важный.
Тогда срываюсь и мчусь на велосипеде к тому месту, где пароход причаливает. Он повернут к берегу кормой, на корме стоит Андрей и машет рукой. Он совсем близко, я вижу, как двигаются его губы, но ветер уносит слова. Вижу, как он похудел, загорел. Ветер треплет мою юбку и распластывает ее на ногах, солнце печет, но я терпеливо жду, когда пароход окончательно причалит и спустят шлюпку.
Андрей осторожно ступает рядом со мной, словно боится расплескать свою радость, смотрит на меня так, что лучи идут, и говорит: «Какая ты маленькая и говоришь с иностранным акцентом».
Дома едим курицу с рисом и Андрей, урча от удовольствия, рассказывает о том, что острова Маркизы такие зеленые, что наш зеленый остров перед ними кажется серым и пыльным. Зелено, влажно, тонко и зловеще. Последние жалкие туземцы вымирают от туберкулеза. Скачут дикие красивые лошади. Высадиться на берег очень трудно, так как высокие скалы отвесно спускаются в воду. Надо ждать, когда волна поднимет шлюпку на уровень верхушки скалы, и тогда прыгнуть. Если ошибиться в разбеге, или опоздать на четверть секунды, шлюпка снова оказывается далеко внизу и можно расшибиться насмерть. Доктор парохода отказался прыгнуть и это очень стыдно, а инспектор, несмотря на большой живот, без разговоров прыгнул. Рассказывает, что очень качало и ему было сильно плохо, но так как он был гостем, то болеть было нельзя. Что офицеры на А-н уже все переговорили между собой и теперь у них разговоры нумерованные. Например, № 1 — политика, № 2 — скверный характер капитана, № з — женщины и т. д. Номеров очень мало, тема быстро истощается, а № 1 тот, например, всегда ведет к недоразумениям. Положение спасает № з, единственный, который не вызывает никаких недоразумений и несогласий, неистощим и всех удовлетворяет. Рассказывает, что привез мне деревянного бога и чашку, но что бог остался в кают-компании А-н.
Рассказывать про это можно без конца.
XVIII
ПОЧТА
Там дом стоит, он весь в окошках,
Он Пятницкой направо от
И гадость там на курьих ножках
Живет и писем мне не шлет.
Регулярно раз в месяц приходит пароход, привозит почту, стоит сутки и едет дальше. Иной раз утром проснешься, а за ночь на море, перед самым домом, вырос пароход. В городе волнение и нетерпение. С раннего утра все ходят торжественные и нарядные. Шныряют автомобили, грохочут двуколки. И откуда их столько набралось! На велосипедах проезжают разубранные цветами туземцы, обнимая темнокожих девушек, сидящих боком на раме велосипеда перед ними. Другие стоят на берегу и смотрят на пароход, который еще нескоро подойдет к берегу. А с парохода смотрят на них и верно видят все так, как я когда-то видела все в день приезда. Но они не знают, что на самом деле это выглядит совсем по-другому Berthe, жена аптекаря, ко дню почты подсветлила волосы.
15
Там
А если наступить на правый конец ступеньки, что ведет в серое здание почты, то левый поднимется и стукнет.
Этого чужие люди не знают…
Редко кто из этих путешественников остается на острове. Разве от парохода до парохода застрянет какой-нибудь «граф Рабинович», скупщик жемчуга, или американец, покупающий копру (сушеный кокосовый орех). Обыкновенно же они едут дальше продавать свиней, кинематографические фильмы, зарабатывать деньги. Ночь проведут у Джонни Гудин, или в гостинице «Тиарэ», а назавтра уедут, думая о нас с удивлением, как мы о жителях полустанка, о каком-нибудь телеграфисте, который выглядывает из окна станционного здания, чтобы посмотреть на курьерский: «Как это они могут здесь жить!»
Серое деревянное здание почты находится на кольцевой дороге. Обыкновенно мы сидели там и ждали, чтобы разобрали почту, иной раз часами, каждые две минуты отпирая дверцу своего почтового ящика, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь нового. Письма читались тут же, на месте, и сейчас же рассказывались последние новости, которым, иной раз было уже месяца два. А какое горе, когда ожидаемое письмо не пришло! Ждать опять целый месяц…
Вечером перечитывали письма, рассматривали «Illustration» [16] и поздно разговаривали. Ночь проходила тревожно: город наполнялся шумом и беспорядком, мимо дома, в темноте, проносились переполненные автомобили, слышались пьяные крики, быстрый топот босых ног, смех, громкие слова, окрики, шепот, песни и возня.
16
…«Illustration» — Т. е. «L'Hlustration», иллюстрированный еженедельник, издававшийся в Париже в 1843–1944 гг.
Прислуга в эти дни приходила поздно или совсем пропадала, а дом приходилось стеречь и запирать от чужих людей.
На следующий день по городу продолжали ходить, волоча ноги, хмурые пассажиры парохода, которые уже ездили из города направо и налево, видели закат, и которым больше нечего делать и некуда деваться. Они скучают и им очень жарко.
Еще несколько часов усиленного волнения в городе — и пароход уйдет. Долго будет поворачивать на рейде, взвоет, протиснется в проход в рифе и начнет бесконечно удаляться. Синяя и зеленая вода, набегающая на берег, успокоится, и будет казаться, что чего-то не хватает, как если из маленькой комнаты вынести большой железный шкап. И как на полу, под вынесенным шкапом, оказывается пыль и сор, так после отъезда парохода, на том месте, где он стоял, в яркой воде плавают бумажки, корки от апельсинов, бутылки.
Быстро затихает городок, куда-то исчезают автомобили и люди, изредка еще встречаются пьяные и какие-то гуляки с девушками, которые так разошлись, что не могут сразу остановиться. Но на них уже смотрят с неодобрением. На следующий день все в полном порядке. Опять тишина, покой и ожидание следующей почты.
XIX
В ЗАКРЫТОМ АВТОМОБИЛЕ
Королевская семья распускала слухи о том, что барон S., офицер с корабля А-н, жених принцессы Текау. Туземцы стали принимать офицеров особенно пышно. Раз как-то один из дистриктов устроил для них пиршество на всю ночь. Больше никто не был приглашен, но и Ниоте и мне, по непонятной причине, сильно хотелось присутствовать на празднике.
Преодолев всякого рода невероятные трудности, мы, наконец, поздно вечером уселись в автомобиль. Андрей впереди с шофером, мы с Ниотой — сзади.
Начинал накрапывать дождь, пришлось поднять холщевый верх. Подпрыгивая побежал легкий автомобильчик. Последние дома скоро остались позади. Справа темнело море. Перед нами тряслись две белых одинаковых спины. Мы ближе придвинулись друг к другу. Дождь начинал захлестывать. Шофер слезает и застегивает автомобиль со всех сторон. Снова трясемся в темной, душной коробочке со слюдовыми, мутными окошками: теряем чувство времени и пространства. Урчание автомобиля, шум моря, гудки на поворотах, плеск дождя, мрак, теплая, сухая, испуганная ручка Ниоты, покачивающиеся перед нами чужие спины, а в конце всего этого песни, танцы, крики, незнакомые лица… Стараюсь ухватиться за что-нибудь незыбкое — ничего нет, все исчезает, будто испаряется, одни только тени и гул, устремление вперед и ощущение встряхивания на месте… Оторвана от всего, брошена, проваливаюсь… Может быть, это и есть настоящее, может быть, я именно сейчас поняла?
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
