На то и волки
Шрифт:
Дверь открылась пошире. Пара секунд напряженнейшей тишины, показавшейся часом — и в прихожую скользнула темная фигура. Данил из своего укрытия видел только голову.
Вошедший не спешил. Выждал еще, прежде чем прикрыть за собой дверь — но прикрыл наконец. Стоял и ждал, когда глаза после вспышки фонарика привыкнут к темноте…
Что, если у него в руке — включенная рация? И там, в машине прикрытия, услышат шум борьбы? Даже если так, ссученные менты в квартиру не полезут… если знают, с кем имеют дело. А если нет?
Но не отступать же… Данил выпрямился и, дождавшись, когда незнакомец сделает два шага в сторону комнаты, метнулся вперед,
И потому он был вырублен столь быстро и надежно, что не придрался бы и генерал Медведев. Сумка в руке незнакомца глухо стукнула об пол, самого его Данил еще пару секунд прижимал к полу, но убедился по расслабленности тела, что сработал без помарок.
— Света не зажигать! — прохрипел он сквозь зубы. — Фонариком!
Кто-то посветил, вырывая из мрака запрокинутое лицо с сомкнутыми веками — чернявый, горбоносый мужик лет сорока, в самом деле, поневоле всплывает определение «казачьих кровей».
— Сема, остаешься здесь, — бросил Данил. — Дверь не открывать никому, если что, вызывай машину. Паша, Кондрат, взяли! — сам он включил рацию и крикнул: — Двадцать пять, двадцать пять!
— Понято, — моментально откликнулась рация.
Данил пошарил лучом по полу. Подхватил сумку, перекинул ремень через плечо, хозяйственно прибрал и фонарик незваного гостя, штатовский полицейский образец.
Выскочил на площадку первым. Следом Хоменко с Кондратом волокли обвисшего гостя, уже украшенного наручниками, волокли без всякой нежности, и его ноги шумно волочились по ступеням. Грохоту было изрядно, но никто, конечно, носа за дверь не высунул — а как же иначе, в духе времени, это вам не благословенные года социализма…
У подъезда уже тихо урчали моторами его «БМВ» с Федулом за рулем и Степашина «Хонда». Данил крикнул Степаше:
— Прикрываешь хвост!
И распахнул дверцу, прыгнул на сиденье рядом с Федулом. За его спиной устраивали поудобнее пленника и устраивались сами бравые сподвижники.
В глаза ударил свет — одновременно с рокотом мотора вынырнувшей из-за угла дома машины, озарявшей все вокруг ритмичными синими вспышками включенной мигалки. Но «Хонда» уже метнулась вперед, обошла по дуге машину Данила, в лоб столкнулась с милицейским «уазиком». Отчаянно завизжали тормоза, и посыпалось стекло.
Федул рванул «БМВ» задним ходом, пер так, пока не кончился дом, вывернул на улицу и тут уж вжарил по-настоящему. Бывший таксист, несколько раз участвовавший во всесоюзных ралли, мог творить чудеса высшего пилотажа и на любой советской тачке, а уж когда под ним была германская лошадка чистых кровей… Они свернули, снова свернули, промчались по пустынной улочке, застроенной частными домиками, мимо шеренги железных гаражей, мимо стеклянного здания «Шантарспецавтоматики», еще попетляли по проходным дворам, широким и узким улицам — и теперь уже сам Данил окончательно потерял всякое представление о том, где они в данный момент находятся.
— Тормозни, — сказал он.
Федул притормозил, подал машину назад, остановился и выключил все огни. «БМВ» встал перпендикулярно освещенной желтоватыми фонарями улице, носом к ней, укрытый в тени меж двух «хрущевок».
Данил опустил стекло до половины, прислушался. Стояла покойная ночная тишина. Ничего похожего на вой сирены даже вдали не слышно. Он включил рацию, перевел на милицейскую
— Это где же мы есть? — спросил Данил.
— На Сосновой, — сказал Федул. — Во-он там — стадион «Сокол», а в той стороне…
— Ладно, я понял.
Белую иномарку ловили у моста, километрах в трех отсюда, так что они тут точно ни при чем. Если ссученные знают, с кем имеют дело, тревогу не поднимут. А если и не знают — Степаша успел протаранить их раньше, чем они смогли разглядеть марку и цвет Даниловой тачки…
— Поглядите там, — сказал он. — Или нет, дайте мне. Вы пока пошарьте по карманам. И смотрите, как очнется, тут же добавьте…
Хоменко передал ему небольшую сумку. Рация. Выключена — был уверен в себе, как и многие дурики, сгоревшие до него… Сканер-отмычка. Как и предвидел Данил, сканер оказался земляком сигнализации, игрушкой не из дешевых. Фонарик. Перочинный нож со множеством предметов — можно купить в каждом втором магазине, перышко дорогое, зато холодным оружием, безусловно, не считается, несмотря на то что умелые ручонки в три секунды припорют им трех человек…
И все. Вполне достаточно для задуманного вторжения, но мало выводов и логических умозаключений. Одно ясно: сгребли они не шакала — волчару… У Вадима не было ни единого шанса.
— Ну, что там?
— Пачка «Верблюда», зажигалка и ключи, — сказал Кондрат. — Больше ничего.
Данил распорядился:
— Ну, тогда, благословясь — на ближнюю дачу. Посидим, поокаем…
За спиной у него послышался глухой удар.
— Очухался? — спросил он.
— Ага, — тяжело выдохнул Кондрат. — Притворился, сука, будто все еще в нокауте, но мышца-то напряглась…
— Пристройте его на полу, — сказал Данил. — И давай, Федул, огородами-огородами, не ровен час, полезут нас проверять по ночному времени…
«Ближняя дача», числившаяся частным владением Данила, располагалась на левом берегу, там, где над городом громоздились сопки. Оттуда открывался прекрасный вид на ночной город и на реку, дача прильнула на склоне Коршуновской горы, в незапамятные времена бывшей вулканом. Домик скромный, зато кирпичный, возведенный в те полузабытые времена, когда подобную фазенду могли позволить себе и простые пенсионеры, и наскребшие на свой хребет эту самую перестройку интеллигенты, и творческие люди вроде субъекта, у которого дачку купили. Художник этот, в застойные времена украшавший торцы зданий жуткой мозаикой на идеологические темы, гласность воспринял с визгом и моментально сделался первым демократом города, но со временем вдруг обнаружил, что при новой власти его монстры никому не нужны и денег на подобное похабство из казны более не отпускается. Отыскав в себе малую толику немецкой крови, он стал оформлять документы в далекий фатерланд — и попутно распродавал все, что можно, дабы наскрести хоть на дорогу. Увы, исполненную в местном мраморе метровую голову Владимира Ильича загнать так и не удалось — а Данил по причине ее неподъемности и полной безвредности не стал возиться и выкидывать. Так голова и торчала в садике, посреди десяти соток сосняка. Приезжавшие на дачу гости воспринимали ее спокойно, а после хорошей водочки кое-кто и ронял ностальгически слезу.