На тревожных перекрестках - Записки чекиста
Шрифт:
Предательство в правительственных кругах открыло пятой колонне широкое поле деятельности. А производить аресты лиц, занимавших ответственные государственные и военные посты, без ордера с личной подписью генерала Миахи было запрещено.
Однажды работники управления безопасности города Картахены выследили вожака пятой колонны, действовавшего под кличкой Икс. Сотрудники контрразведки доложили свои материалы генералу Миахе и попросили подписать ордер на арест.
– Что вы, что вы! Ни в коем случае!
– сказал он.
Тогда с этой же просьбой к Миахе обратился я. Приехав на виллу в Торренто под Валенсией, я вторично
– Приезжайте завтра вечером,- учтиво закончил главнокомандующий,- и я вам дам ответ.
А на следующий день генерал Миаха встретил меня такими словами:
– Ну, вот видите, я был прав. Он ни в чем не виноват. Я удивился и спросил, на чем генерал основывает свое мнение. Миаха ответил то ли с предельной наивностью, то ли со скрытым лицемерием:
– С этим человеком мы знакомы много лет, вместе росли и учились. Когда я спросил его, зачем он связывается с заговорщиками, он чистосердечно заверил меня, что все это выдумки досужих людей. И дал мне честное слово офицера.
– Да чего стоит его слово, когда у нас факты!
– возразил я.
– А почему, собственно, майор Альфред, я должен верить вам и не верить моему старому другу?
Ну что тут было делать! Я ушел от генерала Миахи огорченный и без его подписи на ордере. Управление безопасности по моему совету продолжало следить за Иксом и, хотя с запозданием, все же арестовало его. Он оказался руководителем крупной группы контрреволюционеров в Картахене и Мадриде. Задержка с его арестом привела к тому, что он успел насадить свою агентуру во многих местах и изрядно навредить народной армии.
В аналогичные ситуации республиканские контрразведчики попадали довольно часто. Служба безопасности, по существу, была обезоружена, а республика осталась незащищенной во все усиливающейся тайной войне.
Тем временем Испанию покидали последние вожаки интернационалистов. Именно тогда мне довелось встретиться и разговаривать с Пальмиро Тольятти, впоследствии выдающимся деятелем международного коммунистического движения.
– Вам здесь трудно, очень трудно,- говорил Тольятти.- Может быть, станет еще труднее. Не исключено даже, что фалангисты и их хозяева временно возьмут верх. Но самое важное для революционера - никогда не терять бодрости духа и веры в правоту того дела, за которое он борется. Кровь, пролитая в Испании лучшими представителями международного пролетариата, даст свои всходы. Вот увидите, камарадо Альфред, и вспомните меня.
Молодой, смуглый, черноволосый Тольятти прошелся по комнате и затем продолжал:
– Слишком много неблагоприятных условий слилось сейчас в один мутный поток. И все же надо драться. Я просто не нахожу себе места от одной мысли, что приходится уезжать. Но что поделаешь! Вступать в конфликт с испанским правительством не имею права. Это повредит общему делу. Оно вынужденно пошло на такой шаг. Но то, что с отъездом интернациональных бригад республиканские силы стали слабее, а враг от этого лишь выиграл,- бесспорный факт!
И вдруг спросил:
– А что вы лично думаете делать дальше?
– Буду работать до последней возможности. Как и остальные военные советники.
– Но ход событий вы предугадываете?
– Конечно. Мы накануне трагедии.
– И все же, дорогой товарищ Альфред,- проникновенно
Ему было тогда очень тяжело. Из Испании приходилось уезжать, на родину вернуться он не мог и не знал, сколько еще придется прожить в эмиграции, вдали от любимой, опоганенной фашистами Италии. Я помог Тольятти выправить надежный заграничный паспорт, дал взаймы 300 долларов, и мы тепло распрощались, высказав надежду на встречу в Париже или Москве.
В числе других добровольцев собрался уезжать во Францию мой ближайший помощник Павел Науменко. Памятуя о его мечте вернуться на Родину, я давно уже начал хлопотать о том, чтобы ему вместе с семьей предоставили советское гражданство. Проконсультировался с нашими дипломатическими работниками, те объяснили, как оформить просьбу в Президиум Верховного Совета СССР, который один может решать такие вопросы.
Когда начался отъезд интербригадцев, очень кстати пришла телеграмма из Москвы о том, что ходатайство удовлетворено. По этому поводу в доме Павла и Мерседес был устроен настоящий праздник. Вся семья не знала, как меня благодарить. Я же говорил, что "спасибо" надо сказать Советской власти, которая учла заслуги Науменко в коммунистическом и рабочем движении, в испанской войне.
Советские паспорта для его семьи находились в нашем посольстве в Париже.
– До Парижа, друзья, надо еще добраться,- сказал я.- По достоверным сведениям, французское правительство интернирует возвращающихся из Испании добровольцев в специальных лагерях.
Мое предупреждение не смутило Павла, он был на седьмом небе.
– Эх, Альфредушка,- отвечал он,- да мне теперь сам черт не брат!
Уехали Павел, Мерседес, их дочурка Изабелла, и мне стало как-то неуютно, одиноко. На республику надвигалась катастрофа, и все это, вместе взятое, не располагало к веселому настроению. Однако я оставался на посту, продолжал усиленно работать и был готов разделить участь испанского народа до конца.
Чтобы продолжать войну с мятежниками и интервентами, необходимо было поставить во главе армии твердое и надежное руководство. Компартия обратилась к премьеру Негрину с предложением сместить мягкотелого, безвольного Миаху и весьма подозрительного Касадо. Но Негрин остался верен себе, своей тактике проволочек и затяжек: сместить Миаху и Касадо он отказался, ссылаясь на то, что это может, дескать, вызвать осложнения в армии и затруднить борьбу с врагом.
А франкисты, будучи полностью в курсе всех дел республики, убедившись в робости Негрина и бездеятельности Миахи, решили форсировать события. Используя свои права начальника гарнизона Мадрида и выполняя рекомендации пятой колонны, Касадо нанес первый удар по главной политической силе, организовавшей массы на борьбу с фашизмом,- по коммунистической партии. 27 февраля он запретил издание и распространение самой популярной в стране газеты - органа ЦК КП Испании "Мундо обреро". По приказу того же Касадо в Мадриде начались аресты коммунистов с целью ослабить их влияние на ход войны, взорвать Народный фронт, а затем уж, развязав себе руки, совершить переворот и сдать территорию республики фалангистам и германо-итальянским интервентам.