На тверди небесной
Шрифт:
На Рождество мне дали отпуск, как и большинству, отец был очень рад. Времени у него было мало. Несмотря на сердечную недостаточность - ему и ходить было трудно теперь, он работал в штабе чуть ли не круглыми сутками. Но Рождество… Мы вернулись из церкви, и впервые за много дней мне было хорошо. Ничего не болело внутри. Я была глупой когда-то. Злилась, ненавидела, ревновала Эльгеро. Теперь я понимаю все. И мне легко.
Я испекла торт. Мы пили - не шеманку, конечно, желтое лайское вино. Прозрачное и крепкое. В Дейтросе не знают обычая рождественских елок, но тоже украшают комнату - серебряными звездами
Одна из веток щекотала мне висок. Я отвела ее. Взглянула на отца. Он почти и не ел ничего. Смотрел на меня. Глаза его теперь казались большими - провалились, и вокруг глаз почти постоянно темноватые мешки. И лицо в морщинах. Только что челюсти еще крепкие, а так - будто ему за восемьдесят.
— Ты чего не ешь, пап?
– спросила я. Вдруг кольнуло - почему мы видимся так редко? Как хочется быть с ним. Жить с ним. Я нужна ему. Маме с папой Володей - нет, они еще молодые, они хорошо устроены. А ему… Как он приходит с работы, поднимаясь по лестнице полчаса. По несколько минут стоя на каждой ступеньке. Никто не ждет его. Есть ли у него силы приготовить хотя бы ужин? Ведь вряд ли…
Но ведь он и сам не согласится на то, чтобы я жила тут с ним, и ухаживала и готовила ему. Нет. Я должна быть в квенсене. Дочь Вейна должна служить Дейтросу.
— А вкусный торт, - сказал отец, - я помню… Наденька его тоже пекла. Ты от мамы научилась?
Я вздрагиваю. Потому что никогда не слышала, чтобы мою маму называли Наденькой.
— Да, - говорю я, - это наш фирменный…
Отец ковыряет вилочкой торт. Улыбается.
— Расскажи хоть, как у тебя жизнь там, в квенсене? Гоняют?
— Да ничего, нормально, - я вдруг вспомнила про Эльгеро, - пап, а ты не знаешь, где Эльгеро сейчас?
Я прекрасно догадываюсь, что Эльгеро сейчас на Земле, там, где ему и положено быть. Я о другом хочу спросить. Женился ли он уже? Мне ведь приглашения на свадьбу не пришлют. Но папа, конечно, не понимает меня.
— На Земле, работает. Я тоже давно о нем ничего не слышал.
И я все-таки не решаюсь спросить о личной жизни Эльгеро. Ладно. Это не мое дело.
— Папа, - говорю я, - а вот скажи… как получилось, что ты сошелся с мамой? Мне кажется, вы совсем не подходите друг другу. Не представляю просто тебя - с ней. Извини уж.
Вопрос мне кажется слишком нахальным, я опускаю голову, но отец говорит.
— Что ж, может, ты и права, Кей. Не очень-то подходили мы друг другу. Видишь… я тогда был молодым. Мы, дейтрины, не очень долго раздумываем, когда женимся. Еще сто лет назад пары в основном составляли родители и духовник. Но и сейчас, если сравнить с вашим, земным подходом, мы гораздо меньше колеблемся и выбираем. И расстаемся реже. Тем более - гэйны. У аслен и медар еще есть время и силы всем этим заниматься, у нас просто нет. А с мамой… Она меня тогда любила. В общем, тогда я был молодой, красивый. Было за что, наверное. Она тоже была очень хорошенькая. Добрая. Если хорошая девушка любит - отчего бы и
Я опускаю голову. Что ж, не зря вопрос задавался, и ответ понятен.
Если красивая, порядочная, кажущаяся доброй и милой девушка-медар, психолог, худо-бедно владеющий методикой коммуникации, тебя любит - отчего бы тоже не полюбить в ответ?
А то, что я, я люблю его так давно и страшно - он этого просто, наверное, и не понимает. Да. Это же не Аллин, который каждое твое движение чувствует. Это простой бесхитростный военный, одна извилина - и та от фуражки. Вот если бы я как-то могла ему намекнуть… сказать… да хоть письмо написать, "Я вас люблю, чего же боле" - он не Онегин какой-нибудь, он, может, и женился бы. Какая ему разница - на ком? Нужна ведь жена какая-то.
— А у тебя как?
– спрашивает отец, - замуж не собралась еще?
— Было бы за кого, - бормочу я и разливаю вино по бокалам, - давай, пап, еще выпьем, что ли. Твое здоровье!
Земная Твердь.
Совещание закончилось к вечеру. Те, кто жил далеко, оставались ночевать. Нас с Ашен отпустили одними из первых.
Есть еще не хотелось, обед был поздний. Ашен взглянула на меня.
— Сразу домой?
— Ну конечно, - сказала я, - выспимся завтра, потом в Медиану.
— Если хочешь, я поведу, - предложила она. Я покачала головой. Люблю водить машину. Мягко тронув с места, я вырулила на улицу. Еще минут двадцать - и вот мы на вечерней автостраде. Это очень красиво - автострада в сумраке, навстречу тебе течет река золотых огней, а впереди - противопоток, точно такая же река огней алых. И вверху тихо мерцают тусклые европейские звезды. Ашен, кажется, начала задремывать. Я покосилась на нее и поменяла диск. Резкий и низкий голос Ольги Арефьевой разом стряхивал с меня сон.
А на небе один был приют
Для тех, кто был убит на войне.
А для тех, кого скоро убьют,
Строились города в стороне.
Лай-ла-ла.
А на небе под номером семь
Роллинг стоун встретил Божию Мать.
Он так хотел остаться совсем,
Но ему было надо назад.
Лай-ла-ла. Лай-ла-ла-ла, ла-ла, - подпела я, сонно придерживая руль одним пальцем.
"Мерс" шел сзади, поджимая, как какой-нибудь "Мессершмитт". Не люблю я такого. У меня скорость 160, а ему, видите ли, в темноте и в дождь надо быстрее. Но мы не гордые, мы уступим. Я ушла было на правую полосу, и внезапно резко вдавила тормоз - прямо передо мной из левого ряда встроился "Ниссан Патрол".
Теперь уже зазвенел тревожный звоночек. Затормозить я успела. "Ниссан" почему-то шел очень медленно. Не к добру. Я вырубила музыку. Ашен широко раскрыла глаза.
— Что-то случилось?
— Шендак, похоже, - я попыталась выйти влево, чтобы обогнать еле ползущий "Ниссан", но из "мертвой зоны" чуть показался мерс, и снова ушел в нее же. Я обернулась, ловя его зрением. Кажется, мы влипли. Я стала сбрасывать скорость. 80. Медленнее нельзя, сзади уже накатывает, как доисторический ящер, блестя огромными глазами-фарами, гигантский грузовик. Обе машины - Ниссан и Мерс сбросили скорость одновременно со мной!