На уроках сценарного мастерства. Том 1

Воденко Мария

– В следующий раз, – пообещал Тихомиров, – возьмем.

…Писатель раздевался, когда раздался стук в дверь. Он поспешно натянул брюки.

– Я на пять минут, можно? – спросила Анна, входя. – Вы у модистки были?

– Да, – подтвердил писатель.

– А правда, она голой по дому ходит?

– Правда, – подтвердил писатель. – Она считает это полезным с точки зрения гигиены. Но сейчас она повесила занавески.

– Жаль, – сказала Анна. – Те мальчишки, которые видели ее в первозданном виде, запомнят это на всю жизнь. И когда они станут старыми, будут вспоминать,

что жила в их деревне прекрасная естественная женщина, которая ничего не страшилась. Вы знаете, что она убежала с выпускного бала с летчиком?

– Знаю, – сказал писатель.

– Я ей завидую. Только одного понять не могу: что она нашла в этом Пехове? Жалкий, безвольный человек.

– Она его любит, – сказал писатель.

– Но ведь он сам никогда ни на что не решится.

– Мы эту проблему как раз сегодня и обсуждали. И пришли к выводу, что ей надо инициативу брать на себя.

– Ой, как интересно! И когда же она возьмет на себя эту инициативу?

– Наверное, завтра, – ответил писатель.

Звено Тихомирова работало в поле. Поблизости затарахтел мотоцикл, и молодой агроном на мощном «Урале» с коляской подрулил к тракторам.

– Михалыч! – крикнул он. – Буянов срочно вызывает тебя и писателя. Просили доставить.

– А после работы нельзя? – спросил Тихомиров.

– Говорят, срочное дело. Садитесь.

– Свой транспорт есть, – сказал Тихомиров. Он завел свой мотоцикл, а писатель сел на заднее сиденье.

…Буянов вышел из-за своего стола, пересел за стол заседаний и пригласил садиться Тихомирова и писателя.

– Разговор будет официальный, – предупредил он. – Поэтому я не поехал в поле, а вызвал вас сюда. Произошло чепе. На почте встретились Пехов и модистка, и Пехов пошел за модисткой. Но подоспела жена Пехова с дочерью, произошло столкновение. На место происшествия вызвали участкового инспектора Гаврилова. Участковый допросил модистку, и та заявила, что так действовать ей посоветовал товарищ писатель. Это правда?

– Правда, – признался писатель.

– Сообщаю дальше. Допрошенная участковым жена Пехова заявила, что она подожжет дом модистки, а ее саму обольет серной кислотой. И она это сделает, у нее характер аховый!

– С керосином не проблема, – сказал Тихомиров, – а где она серную кислоту достанет?

– Я вначале тоже так подумал – не достанет, а потом сообразил – в школе может взять. Ее сестра Зинка в школе техничкой работает. Взломают химкабинет и возьмут. Я уже на всякий случай директору школы позвонил, чтобы он принял срочно меры по охранению кислот и реактивов. В общем, дело становится серьезным. И я склонен принять точку зрения общественности. Семья действительно ячейка государства, и ее надо оберегать.

– А что толку? – возразил Тихомиров. – Ячейка есть, а счастья нет. И Пехов несчастный, и его жена несчастная, и модистка несчастная.

– Я, значит, еще должен о счастье модистки думать? – спросил Буянов.

– А почему ты не должен об этом думать? Она что, не советский человек?

– Все мы советские, – раздраженно сказал Буянов. – Но Пехов – член нашей партийной организации, а она…

– А

народ и партия едины, – возразил Тихомиров.

Буянов пристально взглянул на Тихомирова, и тот выдержал взгляд.

– Тогда вот что! – твердо сказал Буянов. – Обязую тебя провести работу с Пеховым. Он должен остаться в семье. Понял?

– Не складывается семья, – вздохнул Тихомиров. – Надо правде в глаза смотреть.

– А вас я прошу, – Буянов обратился к писателю, – осторожно давать советы. Деревенские дела сложные, путаные. Сразу в них не разберешься. И поверьте мне – все будет хорошо. Угар у Пехова пройдет. Очень скоро пройдет.

Тихомиров и писатель вернулись с поля вечером. Полина нагрела воды, и они долго и тщательно отмывали пыль и въевшуюся в руки солярку.

– Все болит: плечи, руки, ноги, – пожаловался писатель.

– С непривычки, – утешил его Тихомиров. Потом они ужинали, молча и сосредоточенно. Подавала Анна.

– Теперь спать, – сказал писатель.

– У меня репетиция, – сказал Тихомиров и пошел одеваться. Вышел он в черном костюме, белой рубашке и при галстуке.

– Тогда и я пойду, – сказал писатель и тоже повязал галстук.

Учительницы, модистка и Ильин уже были в клубе. Модистка вела себя несколько странно – старалась все время стать боком. Писателя это заинтриговало, он тоже сдвинулся в сторону и увидел на лице модистки свежие царапины.

– Травмировали на любовном фронте, – объяснила модистка.

Тихомиров внимательно к ней присмотрелся и сказал:

– Лицо для певицы – ее рабочий инструмент. А рабочий инструмент всегда должен быть в исправности.

– Силы были неравные, – сказала модистка. – И мать, и дочь. И все по лицу старались.

– Что хочешь делай, а чтобы за неделю зажило, – предупредил Тихомиров.

И тут в клуб вбежал Лаптев и крикнул:

– Пехова из петли вынули!

Услышав это, модистка спрыгнула с эстрады и бросилась к выходу. За ней побежали Тихомиров, Ильин, писатель и учительницы.

…У дома Пехова уже собрались люди. Среди них был и Буянов, и врач в белом халате, и участковый инспектор Гаврилов в мундире, впопыхах надетом на майку. Врач зачем-то мерил Пехову давление. В стороне всхлипывала жена Пехова, ее успокаивала дочь, плотная девица лет восемнадцати.

Модистка оттолкнула врача и вдруг встала перед Пеховым на колени.

– А обо мне ты подумал? – спросила она.

– Не буду я жить, – сказал Пехов. – Потому что это не жизнь так жить. Все равно на себя руки наложу.

– Я тебе наложу! – возмутилась модистка. – А ну-ка, пойдем!

– Куда? – спросил Пехов.

– Ко мне. Хватит! Больше я тебя ни к кому не отпущу. – И модистка, взяв Пехова за руку, повела его к двери.

– Надо хоть какие вещички собрать… – засомневался Пехов.

– Ничего не надо, – ответила модистка. – Все наживем сами.

И они с Пеховым вышли при полном молчании всех присутствующих. Молчание затягивалось, и только в углу по инерции всхлипывала жена Пехова, наверное еще не очень понимая, что же все-таки произошло. Первой опомнилась дочь Пехова.