На уровне сердца
Шрифт:
у рябин, потерявших в пожаре свою листву,
гроздья ягод то вспыхнут, то тлеют алыми углями,
и осенний костёр занимается на ветру.
Не затушат его ни метели, ни бури белые.
Собираются птицы к рябиновому огню.
Неслучайно, выходит, в природе так всё сделано:
не сгореть и не сгинуть вовек без следа ничему.
Трещины
А ведь сердце твоё сокрушалось не просто же так!
Неслучайно
И оно покрывалось, как хрупкая скорлупа
Покрывается после удара, узорами трещин.
Видно, надо ему сокрушённым и треснувшим стать…
Не рождаются птицы из целых яиц, и листочки
У деревьев не вырастут (даже не стоит гадать),
Если вдруг по весне не раскроются трещиной почки.
Нужно дверь открывать, если ждёшь, чтобы в дом пришёл гость.
Нужно сердце держать – сокрушённым, но светлым, и добрым.
Может, в трещины эти, как в двери, заходит Господь.
Может, трещины эти нужны – войти ему чтобы.
Обманут или обворован…
Обманут или обворован:
в шеренги выстроив дома,
уходит город в оборону,
когда на подступах зима
готовит долгую осаду.
Качает город головой,
ему и горько, и досадно:
уже проигран первый бой.
Был точен самый первый выстрел
осенних заморозков. Вон
легли отряды павших листьев.
Давай, считай теперь урон.
И тот – от будущих сражений –
включай навскидку в общий счёт.
Мы столько терпим поражений!
Из года в год, из года в год.
Но знаешь, мы непобедимы,
пока не кончилась война.
Как и зима, неотвратимо
заходит в города весна.
А помнишь: кривые одесские улочки…
А помнишь: кривые одесские улочки
Разбитой брусчаткой спускаются к морю.
Шагаем туда и хохочем, как дурочки,
А солнце сжигает одесские кровли.
Ты помнишь: песок нам подошвы ошпаривал,
И волны шипели на ржавые камни.
Ты села и волосы ветру подставила,
И белые галочки – чайки над нами.
Ты помнишь: горчичное солнце как плавилось,
Медовым загаром ложилось на плечи.
Ты знаешь, такие моменты, как правило,
С тобой остаются надолго. Навечно.
Как пили вино из бумажных стаканчиков,
Сметаной лечили сгоревшую кожу,
Как волосы ветер сдувал одуванчиком,
Я помню и знаю, что помнишь ты тоже.
И
И стали звонки телефонные реже.
Ошпарены зноем, просолены штормами -
Одесские пляжи и чайки всё те же.
А на юге-то солнце – дыня напополам…
А на юге-то солнце – дыня напополам,
В сердцевине – медовое, к краю – уходит в лайм.
И лучи непременно стремительны и прямы.
Никаких – по касательной или пункти-рами.
Никаких тебе полутонов и полутеней.
Ровно в девять за линию моря уходит день.
Кипарисы – как стрелы, знающие тетиву,
Так прицельно и смело врастающие в синеву.
Все дорожки приводят к морю, куда ни пойдёшь.
Перельётся в ливень любой моросящий дождь.
Каждый снимок контрастный и чёткий – почти негатив.
Каждый встречный прохожий улыбчив, приветлив, красив.
Здесь предельно просто остаться простым всегда,
Если помнить: любой твой след поглотит вода,
Если знать, что море совсем не берет в расчёт
Бригантину качать или утлый рыбацкий плот.
Гроза
Как громыхает раскатисто!
Город охвачен грозой.
Дождь по карнизам катится,
Падает наземь стеной,
Чёрное небо в трещинах -
Молний ветвистых узор.
Сколько веселья плещется,
Рвётся, летит на простор!
Ливнем отмыты улицы,
Водовороты бурлят,
Спины берёз сутулятся -
Мокрой листвы водопад.
Как устоять под крышею?
Выскочу прямо под дождь!
Ярче – молнии рыжие!
Громче – небесная дрожь!
Я не хочу сухою быть!
Вымокну, вытеку вся!
После грозы спокойными
Станем – и город, и я.
После грозы задышется
Ровно, покойно, легко.
Ну а пока – пусть брызжется
Радостью сердце моё.
Тих и скромен этот дом…
Тих и скромен этот дом.
Сводит ночь чернильны брови,
И осина за окном
Для луны гнездо готовит.
Сверху звёзды-поплавки
Чуть дрожат в небесных водах.
Занавески шевелит
Серебристый лунный воздух.
И от леса вдалеке
Тишина неспешным шагом
Опускается к реке
И садится под оврагом.
Как покойно сердцу тут…