На веки вечные. Дилогия
Шрифт:
– Неси это в дом. А потом подожди меня в машине.
– Что это? – спросила Чехова, показывая на ящик, когда они остались вдвоем.
– Еда, – коротко ответил Ребров. – Крупа, хлеб, тушенка, сахар… И даже водка.
– Господи, по нынешним временам это целое богатство!
– Ну, это, конечно, не то, что вам присылал Гитлер на рождество…
– Вы и это уже знаете! А что я должна была швырнуть подарки ему в лицо и отправиться в концлагерь?
– Это был ваш выбор. Вам за него и расплачиваться.
– Почему вы меня
– Просто, я любезничаю здесь с вами, хотя…
– Что хотя?
– Хотя я должен был сейчас искать могилу своих родителей. Понимаете?
Наверное, сказались усталость и напряжение последних дней, потому что Ребров понимал, что ему не следует говорить это здесь и сейчас, но и понимая, не мог остановиться.
– Искать могилу моих родителей, пока еще есть возможность ее найти. Потому что потом это будет уже невозможно.
– Они погибли?
– Да, умерли в блокаду в Лениграде от голода и холода. Когда сил уже не осталось, они обнялись и умерли вместе… Хотя кто-то, наверное, умер первым, а второй лежал рядом с ним, потому что уже не было сил встать. Их и похоронили вместе… А я до сих пор не знаю, где… А я выясняю, где пристрелили одного гада, куда мог деться другой, как поведет себя на суде третий…
– Но это не я держу вас здесь, – негромко произнесла Чехова.
– Это я понимаю.
– Вам хочется отомстить всем немцам?
– Нет. Всем – нет. Но есть такие, которых надо покарать. Во что бы то ни стало. Ладно, извините, я сорвался, это от усталости. Забудьте – я не должен был вам это говорить.
Какое-то время они молчали. А потом Чехова вдруг совершенно искренне сказала:
– Вокруг меня в последнее время творятся какие-то странные вещи… В Москве я была уверена, что все немцы теперь обратятся в антифашистов и будут меня третировать за то, что я виделась с Гитлером. Но сегодня немцы ненавидят меня не за это. Они ненавидят меня за то, что якобы я была тогда советским агентом. И якобы недавно лично Сталин вручил мне в Кремле высокий русский орден.
– Наверное, они перепутали вас с вашей тетей Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой. Ее действительно наградили к юбилею орденом…
– Я тоже об этом подумала, но… Я получаю письма с угрозами, обо мне говорят и пишут всякую чушь… Фантастические вещи. Будто у меня была записная книжка из золота, в которую я заносила донесения карандашиком, украшенным бриллиантами… Представляете себе? Карандашик с бриллиантами!.. А потом я будто бы отдавала записи своему шоферу, который переправлял их в Москву! А затем его арестовало гестапо!.. Но у меня несколько лет вообще не было шофера, потому что Геббельс отобрал у меня машину.
– Почему?
– Чтобы немецкий народ видел, что и известные люди в трудные времена тоже ходят пешком.
Ребров напряженно смотрел на Чехову. Он чувствовал, что нервный срыв словно схлынул и он опять в привычном рабочем состоянии.
– Скажите,
– Геббельс полностью подавил ее психику. Подчинил ее себе без остатка. Как всякий параноик, он мог влиять на психически неуравновешенных людей. А Магда, она была из тех, кто ищет, кому подчиниться.
– Но вы перед ним устояли…
– Что вы имеете в виду?
– Ну, его наверняка тянуло к такой красивой женщине, как вы, Ольга Константиновна.
– Ого, вы, оказывается, способны на комплименты…
Чехова по-женски улыбнулась Реброву, так же по-женски хорошо отработанным жестом поправила волосы.
– А что касается Геббельса… Он всегда был покрыт кварцевым загаром, что ему не очень помогало. Он выглядел так, будто только из преисподней, где грелся у адского огня. Колченогий калека с лицом обезумевшего фанатика. Сначала он поддерживал меня как актрису, но потом наши отношения испортились… Хотя я и актриса, но не могла скрыть, что он противен мне.
Чехова передернула плечами.
– Знаете, через месяц после нападения на Россию у Геббельса был прием. Там праздновали предстоящее взятие Москвы. Геббельс сказал во всеуслышание: «У нас есть эксперт из России – фрау Чехова. Я думаю, она подтвердит мое твердое убеждение, что война окончится к зиме, и рождество мы будем праздновать в Кремле. На Красной площади. А поможет нам русская революция. Я уверен – русские после наших побед взбунтуются против большевиков. И Советский Союз распадется, как империя царя».
Чехова победно усмехнулась.
– Знаете, что я ему ответила? «Революции не будет, герр министр. Перед внешним врагом русские сплотятся и будут сражаться до конца».
– И что же герр министр?
– Он позеленел, а потом прошипел: «Ну что ж, мы обеспечим им такой конец!»
Ребров прошелся по комнате.
– Все это любопытно, конечно, но…
– Но?
– Но я по другому поводу. Не для того, чтобы слушать ваши воспоминания, пусть и любопытные…
Ребров проговорил это сердитым голосом, словно раскаиваясь, что позволил Чеховой вести разговор так, как того хотелось ей.
– Ольга Константиновна, давайте вернемся в день сегодняшний. У нас есть сведения, что вы встречаетесь с американцами.
– И это вы знаете! Вы следите за мной?
– Наблюдаем, – поправил ее Ребров. – Для вашей же безопасности. Кто они, эти люди? Что им от вас надо?
– Тот, кто был у меня, назвался Фрейзером, представителем киностудии «Парамаунт». Предлагал подписать с ними контракт и уехать в Америку.
– Это все?
– Все. И он обещал появиться снова. И сказал, что отказа они не потерпят. Кто такие они – я не знаю.