На веки вечные. Дилогия
Шрифт:
– И ведь Джексона предупреждали, как вести себя с Герингом. Нельзя давать ему почувствовать себя героем. Он человек позы – если он принимает ее, то его надо немедленно оттуда сбивать. Правда, есть у меня одно наблюдение.
– Какое?
– Создается впечатление, что Джексон с судьями что-то не поделил…
– Ну, с нашими ему делить нечего!
– Я имею в виду американцев и англичан. Почему они позволяют Герингу вести себя так развязно? Не обрывают его? Почему не ставят сразу на место?
– Ну, это их проблемы, – махнул рукой Руденко. –
– Его надо будет сразу взять за горло и не давать спуску. Факты, факты, документы, свидетельства… – жестко сформулировал Филин. – Причем неоспоримые. Удар за ударом, удар за ударом. Никаких двусмысленных толкований, никаких интерпретаций…
Руденко согласно кивнул.
Первый, кого встретил Ребров, подъехав к коттеджу Руденко, был Гросман. Он блаженно грелся на солнышке, сидя на крыльце.
– Эй, разведчик с под Одессы, – помахал рукой Денис. – Ты как?
– Здравствуйте, Денис Григорьевич, – радостно улыбнулся Гросман. – В порядке я. В полном. На мне все как на собаке заживает. Так что, если еще надо куда-то по делам прокатиться, я готов. А что, мне понравилось!..
– Все, договорились. Как только, так сразу, – засмеялся Ребров.
– Я вот еще что подумал, а может, когда здесь все закончится, возьмете меня к себе?
– Куда? – не понял сразу Ребров
– Ну, я знаю? Куда надо, туда и возьмите. Я же действительно разведчик по натуре своей. Если честно, даже не знаю, что мне там в мирной жизни делать. Воевать могу, а больше ничего не умею. Куда мне там идти?
– Надо подумать.
На крыльце появился Филин.
– Случилось что?
Денис Григорьевич кивнул.
– И?
– Есть интересная информация…
Филин, подумал, потом кивнул:
– Ну, пошли, пройдемся…
Когда отошли на приличное расстояние, Филин спросил:
– Пришло что-то от Гектора?
– Нет, я по поводу генерала Белецкого…
– Вот оно как! Интересно.
– Ситуация выглядит так, – стараясь не обращать внимания на иронию Филина, бодро стал докладывать Ребров. – Его жена рассказала…
– Совсем интересно! И кому же она рассказала? Опять подруге? – подозрительно осведомился Филин.
– Подруге, – невозмутимо подтвердил Ребров. – Рассказала, что генерала неожиданно вызвали в Москву и передали приказ с самого верха. Вылететь в Нюрнберг как бы для свидания с женой, а на самом деле понаблюдать, как работает советская делегация. Потому как вроде бы в Москву поступают сведения, что работа ведется неактивно, процесс сознательно затягивают, не дают должного отпора проискам врагов…
– Опять, – вздохнул Филин. То, о чем говорил Ребров, слишком походило на правду. – Это все?
– Практически. Но есть одна деталь. Очень любопытная. Белецкий не получил никакого задания.
– То есть как?
– Ну, перед ним не поставлена задача что-то обязательно найти, непременно выявить вредителей и саботажников. Ему поручено просто – понаблюдать и доложить объективно.
– Интересно –
– Товарищем Молотовым.
Филин остановился, прищурившись, посмотрел на Реброва.
– Вот оно как… То есть за ним не Берия… А ты не допускаешь мысли, что тут дезинформация? А что если Белецкая разболтала это по приказу мужа?
– А смысл?
– Смысл в том, что задание есть. А нас просто хотят успокоить.
– Не думаю.
– Ишь ты, не думает он! А почему это ты не думаешь?
– На самом деле она на нашей стороне.
– Кто она?
– Белецкая. Она за нас.
– Что значит – за нас? Против мужа что ли?
– Нет, просто она считает, что мы здесь в Нюрнберге вместе делаем одно дело и хочет нам помочь… Вот и все.
– Благородно. Эта подруга, которой она все это рассказывает, человек надежный? Ей верить можно?
– Пока не подводила, – туманно сказал Ребров.
«Первое напутствие фашистской партии ее заграничным членам гласило: „Соблюдай законы страны, в которой ты являешься гостем“. Правда, теперь на процессе доказано, что Гесс в своих показаниях опускал вторую часть этого требования: „Пока ты не станешь хозяином“. Деятельность заграничных немцев сводилась к тому, чтобы стать хозяевами в чужих странах».
Глава VIII
Перестрелять без суда и следствия!
В пресс-баре Дворца юстиции из динамиков доносились приглушенные голоса – шла трансляция допроса Геринга. Ребров, сидя в одиночестве, пил остывший кофе. Большинство журналистов были в зале. Все понимали, что в работе трибунала наступил критический момент. Казалось бы, раздавленный, поверженный Геринг позволяет себе пререкаться, причем неслыханно дерзко, как заметил сам Джексон, ни с кем-нибудь, а с самими Соединенными Штатами! Это может привести к восстановлению престижа нацистской идеологии, объяснял он своим сотрудникам, потому что вызывает восхищение у всех нацистов, которых еще полным-полно в Германии. Мало того, Геринг подстрекает и других обвиняемых к подобному поведению. Как стало известно, уязвленный Джексон даже признался, что во время допроса у него «чуть было не возникло ощущение, что было бы гораздо разумнее просто взять их и…» А это уже попахивало нервным срывом.
Тут в бар вошли Пегги и Крафт, увидев Реброва, замахали руками и направились к его столику. Крафт, как всегда, был улыбчив и небрежно элегантен, а Пегги на сей раз щеголяла в костюме то ли туристки, то ли альпинистки. На ней был толстый вязаный свитер, спортивные брюки, заправленные в белые носки, бутсы на толстой подошве. А за спиной даже болтался небольшой рюкзачок, чьи лямки еще больше подчеркивали красивые выпуклости ее груди…
Подойдя к столику, Пегги сбросила рюкзак на пол, шлепнулась в кресло и капризно крикнула бармену: