На веки вечные
Шрифт:
— Вот. Висит. Эмм... может, хочешь где-нибудь пообедать?
Вот так все и началось. Сначала все было вполне невинно. Мы пообедали в исключительно дорогом ресторане Эдди Мерло. Свой блестящий черный БМВ он поставил на платной парковке, оставив ключи в замке зажигания. Мы сели за столик в тихом уголке, несмотря на то, что места ждала толпа народа, а он явно не планировал свидание. Собеседником он оказался чудесным. Он мог говорить обо всем, начиная от музыки и фильмов и кончая политикой и философией. Но... что-то сверлило у меня в затылке. Он мог говорить без конца, и говорил хорошими, великолепно звучащими, правильно построенными фразами, рассказывал
После того, как мы разделили до неприличия большой кусок чизкейка, политого малиновым сиропом, он помог мне сесть в машину, держа меня за руку, пока снаружи ждал работник парковки. Я села, сквозь ткань юбки почувствовав холод от кожаной обивки. Он ехал медленно. На заднем плане играла «Hoppipolla» Сигура Роса, и мягкие перекатывающиеся аккорды экзотической музыки все ускорялись, становясь почти неземной триумфальной симфонией звука, и голоса, и духовых инструментов. На лобовое стекло падали тяжелые капли дождя, а мы ехали по извилистым дорогам Блумфилда, и я чувствовала, будто попала в сказку, в какое-то кино, где я была молодой актрисой, а Уилл — звездой; я влюблялась в него в обстановке тщательно спланированной роскоши.
Когда он как бы невзначай положил правую руку на подлокотник и взял мою руку в свою, я почувствовала, как у меня бьется сердце, а по коже пробегают мурашки. Мы сидели на парковке закрытого парка в тени в нескольких метрах от фонаря, и я ощущала боль от страха и нетерпеливого ожидания, а в машине играл медленный романтический джаз, и тромбон выводил нежную мелодию, когда наши лица сблизились и...
На вкус он был, как жвачка с корицей, его губы были мягкими, теплыми и влажными. Его рука скользнула по моей руке, по плечу, обхватила шею и притянула ближе, я содрогнулась всем существом и растворилась в моменте, в чистом и совершенном подростковом наслаждении.
Однако пока Уилл целовал меня, страстно и искушенно, какая-то часть меня была настороже. Какое-то трезвое, обостренное знание того, что в этот момент я поддалась, позволила этому произойти, и что несмотря на нервную дрожь моего тела и жар на коже, какая-то часть меня держалась в стороне. Была начеку, и почему, я не понимала.
Мне хотелось избавиться от этой части. Мне она не нравилось. Это значило... это значило, что в этом моменте, в этом идеальном первом поцелуе с Уиллом Харпером было что-то пустое и фальшивое.
Он не давил на меня. Не тискал, не целовал слишком долго. Он откинулся назад, поняв, что мне нужно передохнуть, и позволил напряжению стихнуть.
Я прикоснулась к губам и посмотрела на Уилла, на его точеные скулы, на мягкие руки на руле и на ледяные голубые глаза.
— Кто... кто это играет? — спросила я, чтобы скрыть смущение, которое чувствовала.
Уилл, похоже, был удивлен, он моргнул несколько раз.
— Это, ммм... Майлс. Майлс Дэвис. «Sketches of Spain».
Он повернул кнопку на панели, чтобы сделать погромче и дать мне послушать испанские мелодии на трубе.
— Майлс... черт, он был богом трубы. Просто потрясающе. Послушай, как он играет. Ты его ни с кем не спутаешь. Есть, конечно, великолепные трубачи, но Майлс? Он лучший, который был когда-либо. — В его глазах и голосе чувствовалась страсть.
Это меня немного успокоило. Если он так страстно относился к музыке, что могло быть не так? Он был потрясающе красив. Не просто крут, это слово было бы слишком обыденным для Уилла Харпера. Он был
17
«Бердленд» (Birdland) — известный джазовый клуб, который существовал в Нью-Йорке в сороковых-шестидесятых годах.
Был только момент сомнения, когда он поцеловал меня, но когда он довез меня до дома и высадил из машины, все забылось.
Когда я выскользнула из теплого кокона его машины, он сделал музыку потише и позвал меня.
— Хочешь снова пообедать? В пятницу?
Я мило улыбнулась и радостно ответила:
— Да! Отлично звучит!
— Хорошо. Я заеду за тобой в семь.
Он помахал рукой, и я закрыла дверь.
Глава 15
Когда я зашла в студию Иден, та странно на меня посмотрела. Она лежала на полу, над головой держала ноты, а во рту — карандаш. Окна у нее были открыты настежь, чтобы внутрь проникал прохладный ночной воздух, чувствовался запах дождя, и было слышно, как капли стучат по крыше. Ее студия и спальня находились в передней части дома, что позволяло ей видеть подъездную дорожку.
— Кто это был? — спросила она, вынув карандаш изо рта. — И почему ты приехала с ним так поздно?
Я взглянула на телефон и увидела, что уже почти два часа ночи.
— Это был Уилл Харпер. И мы... у нас было свидание.
Иден так и села, от удивления уронив карандаш на ногу.
— Свидание? С Билли Харпером?
— С Уиллом, — я не знаю, почему поправила ее.
— С Уиллом, — она подобрала под себя ноги и встала.
— А с чего ты вдруг пошла на свидание с Уиллом Харпером?
Я пожала плечами.
— Потому что... он попросил меня. Он помог мне положить картину в машину, и потом помог повесить ее, и мы пошли на свидание. Он милый.
Иден нерешительно подошла ко мне.
— Эвер... это же Билли Харпер. Он самый крутой и самый недоступный парень в школе. Я знаю девчонок из других школ, которые знают, кто такой Билли Харпер и мечтают пойти с ним на свидание. Его папа знаменит, что-то в этом роде, и он уже успел объездить весь свет. Он ходит на вечеринки с кинозвездами, Эвер. И ты просто пошла с ним на свидание? Просто так?
Конечно, я слышала все эти истории о Билли Харпере. В школе бешено крутилась мельница слухов, наполненная полуправдой, ложью и ревностью. Я предполагала, что большинство историй о нем были просто выдумкой. Но теперь, когда я провела с ним время... я почти могла поверить в них. Он был настолько спокоен и уверен в себе, и это заставляло меня думать, что на вечеринке со звездами мирового уровня он будет так же спокоен, как если бы играл на трубе на заднем дворе.
Я не знала, что сказать Иден.