На воле

Сухов Евгений Евгеньевич

— Мне неприятно, когда на меня как-то по-особенному смотрят. Как будто боятся!

—Тебе люди просто завидуют. Не каждый имеет даже сотую часть того, что имеешь ты!

— Раньше все было по-другому. Я могла подойти к соседям, поговорить с ними, а теперь все смотрят на меня настороженно или замолкают при моем приближении.

— Может быть, оно и к лучшему. Я знаю твою чрезмерную болтливость. Ты способна ляпнуть чего не следует, а мне потом расхлебывать. С сегодняшнего дня ты будешь ходить не одна. Тебя всюду будет сопровождать мой человек. Мой бизнес расширяется, и, следовательно,

у меня появляется все больше завистников и врагов — могучее дерево всегда видно издалека!.

— Ты что, решил посадить меня на цепь? Значит, теперь за мной будет по пятам ходить твой человек, даже если я захочу сбегать в булочную?

Спагетти показались Коляну горьковатыми — наверное, кетчуп виноват! Он отодвинул от себя блюдо.

— Именно так, детка. А если вздумаешь артачиться и показывать свой характер, то я размажу остатки твоих мозгов по этой стене. Ты меня хорошо поняла, надеюсь?

Николай не наорал на Надежду, как это случалось, когда он бывал не в настроении, не стукнул с размаху кулаком по столу, не швырнул в стену тарелку с остатками спагетти. Все было по-другому, и оттого угроза показалась особенно сильной. Только сейчас Надежда обратила внимание на то, какими блеклыми стали у Николая глаза: вместо густой синевы — бесцветные стекляшки. Да, он способен на все.

— Ты меня хорошо поняла? — с угрозой повторил он свой вопрос.

— Да, — прошептала Надежда.

— А теперь убери все это, — бросил Колян на стол вилку. — Я сыт сегодняшним обедом по горло.

Он поднялся, шумно двинув стулом, и, не сказав больше ни слова, вышел из кухни.

Отношения с Надеждой у Николая в последнее время разладились. Трудно было разобраться, кто в этом виноват. Возможно, он сам, потому что жизнь его резко изменилась, но, возможно, и она, потому что перестала быть той девушкой, какой Колян знал ее три-четыре года назад — открытой, раскованной хохотуньей, одновременно покладистой и отходчивой. Лицо жены приобрело какое-то загадочное выражение, словно у Джоконды. Это выражение не портило ее, — наоборот, придавало лицу какой-то неповторимый шарм. Но от этого ему было не легче.

Своей женой Радченко дорожил. Скорее всего это была любовь. К тому же секс с Надеждой был для него верхом блаженства — он не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной. Иногда ему казалось, будто Надежда вообще состоит из сплошных достоинств. Она прекрасно готовила. Для нее не составляло труда приготовить что-нибудь из французской, итальянской или, скажем, китайской кухни. Надежда со знанием дела подбирала гардероб мужа и к малейшему пятнышку на его одежде относилась как к личному врагу. Дочь стараниями Надежда выглядела как кукла Барби, выставленная в витрине дорогого магазина Сам Николай был обласкан и любим.

Прежде чем завоевать Надежду, Николаю в свое время пришлось наделать немало глупостей, среди которых были и долгие ожидания у подъезда, и бесконечные стычки с ее кавалерами, и многое другое, куда менее безобидное. Сейчас, оглядываясь на прошлое, Колян не понимал себя прежнего и считал, что можно было бы найти более краткий путь к своей мечте. Заловить бы Надежду где-нибудь в

темном скверике и под восторженные крики приятелей затащить ее в кусты. А потом девушка никуда бы от него не делась — сама побежала бы под венец… И чего он сюсюкался!

Николай посмотрел на часы — в пять часов вечера должен был позвонить Хорек. Оставалось две минуты. Николай открыл свежую газету, полистал. О некоторых событиях последних дней не было сказано ни слова — пять обезображенных трупов, найденных на окраине города, остались за пределами «Криминальной хроники». Не обязательно было обладать даром ясновидца, чтобы понять — в сокры ти и информации не последнюю роль сыграло всесильное ведомство майора Громовского.

Прозвенел звонок. Николай поднял трубку.

— Слушаю.

— Колян, это я.

— Ты все приготовил, что я тебе сказал?

— Все.

— Про кейс не забыл?

В трубке послышался дробный смешок Хорька;

— Как же можно!

— Поднимайтесь!

Через несколько минут в квартиру позвонили. Радченко включил телекамеру и увидел, что у двери стоят Угрюмый и двое братьев-близнецов Спиридоновых.

Оба под два метра ростом, мастера спорта по классической борьбе, Спиридоновы напоминали крепостную стену, которую невозможно прошибить никакими ядрами. С такими ребятами Николай чувствовал себя уверенно — даже если они будут стоять истуканами, то все равно нагонят страху.

Николай нажал на пульт охранной системы — изображение исчезло, и в следующую секунду тяжелая дверь плавно распахнулась. Никто из людей Коляна никогда не переступал порога его квартиры — всякий раз они терпеливо дожидались босса в дверях, поглядывая по сторонам, словно опасались неведомых врагов.

Николай вышел из квартиры. Он уже давно не спрашивал, своих людей, все ли в порядке, — парни здорово повысили свой профессиональный уровень и, прежде чем подняться к нему на этаж, добросовестно осматривали все лестницы, не забывая при этом заглядывать за батареи — в последнее время у киллеров вошло в моду оставлять в этих укромных местах неприятные сюрпризы в виде тротиловых шашек.

Как всегда, первым из подъезда вышел Угрюмый. Следом, вразвалочку, шел Валька Спиридонов, отличавшийся от своего брата более светлым чубом; замыкал шествие охраны Спиридонов Олег. Зыркнув по сторонам настороженным взглядом, Угрюмый убедился, что двор чист, если не считать старушки с сумкой в руках, семенившей к соседнему подъезду. Даже при самом богатом воображении трудно было представить, что она способна извлечь из ветхой сумки автомат «Агран» и полоснуть длинной очередью по вышедшим людям.

— Выходи, Колян, все в порядке, — негромко произнес Угрюмый.

Николай шел к машине чуть ли не бегом. Упрямая статистика доказывала, что именно этот отрезок пути от выхода из здания до машины является наиболее опасным, и поэтому он не позволял себе расслабиться и пуститься в разговоры со своими телохранителями. Смерти как таковой Колян не боялся, но было бы очень обидно умереть в момент своего столь стремительного взлета.

—Поехали! — скомандовал Колян, утонув в мягком кресле «мерседеса».