На волшебном балу
Шрифт:
Его глаза удерживали ее, притягивали. Медленно, очень медленно, словно не понимая, что она делает, Лаура подошла и кончиками пальцев коснулась его руки.
— Спасибо, — тихо произнес Томазо.
На обратном пути к вилле Лаура молчала, глядя в окно. Алесандро изредка посматривал на нее. Она закрылась в себе, словно в раковине. Но что-то в ней изменилось. Она стала как-то… мягче.
Он нахмурился. Возможно ли такое? Конечно, нет. Мягкость — неподходящее слово для описания Лауры Стов. Она жесткая и
Он снова взглянул на нее, пока она угрюмо смотрела в окно. Да, выражение ее лица изменилось. И еще… неизвестно уж как, но она ухитрилась выглядеть теперь не так отвратительно.
Он загнал эту мысль внутрь. Ему нет дела до того, как она выглядит, — ему требуется только знать, настроена ли она прислушаться к просьбе Томазо. Если да, то тот должен сдержать обещание, данное ему, Алесандро, относительно должности президента компании.
— Итак, — услышал он свой резкий голос, — что вы собираетесь делать дальше? Дать деру в
Англию? Или подарить деду немного своего драгоценного времени?
Голос его звучал даже грубее, чем ему хотелось бы. Лаура повернула голову.
— Я… я ненадолго задержусь. Пока ему не станет лучше. Думаю, мне не обязательно слишком торопиться.
Никогда не стоит торопиться возвращаться в твою насквозь промокшую дыру, подумал Алесандро. На кой она ей сдалась? Если она поладит с Томазо, о том доме можно забыть.
Так же, как Томазо можно будет не думать о руководстве фирмой. Нетерпение пронзило Алесандро. Ему хотелось назад, в Рим. Прочь отсюда. Принимать дела компании.
Наслаждаться обществом Делии Деллатор.
Ее образ возник перед ним. Шикарная, модная, чувственная.
Какая разница между ней и женщиной, сидящей рядом с ним!
Он отвернулся. С этой девицей покончено. Отвезет ее на виллу, и в Рим. Он набрал номер своего секретаря. Сообщил о своих планах. Со здешней проблемой он развязался.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В какой-то момент Алесандро покинул виллу, но Лаура не придала его отъезду никакого значения. У нее было полно своих забот.
Что она наделала? Уступила человеку, с которым заранее решила держаться со всей возможной твердостью. Кусай теперь локти. Что теперь будет?
Впрочем, она точно знала, что. Сердцем уже понимала, что позволила себе принять Томазо Вейла в качестве деда.
Она останется с ним — ненадолго. Пока он не поправится. Не умрет же она от этого, верно?
Когда на следующий день его доставили домой, она выбежала из комнаты, куда добровольно заключила себя, и вновь ощутила странный укол в сердце при виде его хрупкой фигуры на носилках. Он заметил ее и просиял.
— Ты не уехала.
Комок подкатил к ее горлу.
— Нет, — сумела сказать она. — Как… вы себя чувствуете?
Он слабо улыбнулся.
— Гораздо лучше после того, как тебя увидел, дитя мое.
Она неуверенно улыбнулась в ответ и проводила взглядом его носилки, пока их несли
Этим же днем, попозже, он спросил о ней, и она пошла к нему. Его поместили в комнате, напомнившей ей дворцовые палаты, с огромной кроватью под балдахином и резной старинной мебелью. С ее точки зрения, все тут было чересчур, но ему явно нравилась такая обстановка. Она с удивлением обнаружила в себе снисходительность взрослого к капризам малыша. Томазо заметил улыбку, с которой она оглядела комнату.
— Полагаешь, тут слишком помпезно?
— Вы — прямая противоположность моему деду… — Она запнулась. — Моему другому деду. Вкус у него был спартанский. Он полагал, что лишь иностранцы падки на вычурный декор. Томазо слабо улыбнулся.
— С его позиции, я и есть иностранец. — Он похлопал по краю кровати, на которой полусидел, и Лаура машинально опустилась рядом с ним. — Когда я был мальчиком, мы были очень бедны. Жили в обшарпанной малюсенькой квартирке с древней мебелью на окраине Турина. Я всегда обещал себе, что вырасту и разбогатею.
Он огляделся по сторонам, и Лаура заметила удовлетворение на его лице. И гордость.
Неужели вы, правда, начинали с нуля?
С одной лишь уверенностью в себе. Выглядел он куда лучше, щеки порозовели. Уже не казалось, что жизнь вливается в него по проводам, хотя около кровати все еще стоял кардиограф.
Я решил заработать деньги, много денег — и заработал!
Мой дедушка… другой дедушка, — второй раз сказать это оказалось легче, — никогда не говорил о деньгах. Считал неприличным упоминать о них.
О, — мигом откликнулся Томазо, — так всегда с теми, у кого они есть с рождения. В противоположность тем, кто добился их сам. Отец Алесандро тоже был таким: говорил, что доход — грязное слово. — Тон его слегка изменился. — Тем не менее, он с большим удовольствием тратил то, что мы зарабатывали.
— Зачем тогда он пошел в торговлю?
— Разорился, — прямо ответил Томазо. — Поэтому он благосклонно согласился стать моим партнером, когда я предложил ему объединить силы. Он был очень полезен мне — открыл передо мной двери в дома всех своих высокопоставленных друзей, в том числе тех, кто занимался банковским делом и коммерцией. Но он никогда не интересовался бизнесом так, как я. Вот молодой Алесандро… Он совсем другой.
По-моему, он все время работает. Вечно утыкается носом в компьютер или какие-то документы.
Он хочет получить мою должность. И фирму, которая идет в комплекте. — Теперь Томазо говорил очень резко. — Он очень отличается от отца. У того было мало влияния — он и не желал его иметь, — а Алесандро подобное положение очень обижает. Ему кажется, что его отцом пренебрегали. Хотя и признает, что отца руководящая роль в компании не интересовала. И Стефано тоже.
На лицо Томазо набежала легкая тень. Лауре также стало неловко при упоминании того, кто был ее отцом. Томазо махнул рукой, словно прогоняя воспоминания.