На восходе солнца
Шрифт:
Савчук, Афоничкин и Митя уже более часа брели по снежной целине под покровом морозного тумана. Глубина слега доходила почти до колен. Местами ветры сдули снег, обнажив мелкий кочкарник с космами прошлогодней сухой осоки. Зато возле кустов намело сугробы. Идти по такому снегу было трудно.
Ко времени, когда туман начал расходиться, они достигли намеченного пункта на опушке небольшого лесочка. Отсюда открывался вид на дорогу и на городскую окраину. Савчук долго рассматривал местность в бинокль, чертыхался.
Справа
Это соображение и побудило Савчука двинуться в том направлении.
Тропка вывела их прямо к ближней избе. Ничто не указывало на присутствие посторонних. Из трубы мирно вился дымок. У ворот стояла тощая пегая собака и, лениво помахивая хвостом, смотрела на подходившего Савчука.
«К усадьбе идти не стоит. Расспросим жителей», — подумал Савчук, без опаски направляясь к дому.
Он был уже рядом, когда со двора, застегивая на ходу шинель, выскочил ледащий казачишко в лохматой черной папахе с желтым верхом, с закинутым за спину карабином.
— Кто такие? Что за люди? — спросил он оторопело, чуть не столкнувшись с Савчуком, и хотел схватиться за оружие. Но Савчук, соображавший быстрее, не дал ему времени.
— Ты что, холера? Не видишь, кто идет? — начальственно заорал он.
Казак завилял глазами и попятился от него. Он боялся повернуться спиной к Савчуку, чтобы не оказаться в невыгодном положении, так и отступал перед ним, пятясь задом. Лицо его сильно побледнело; на худой, тонкой шее от напряжения заметно дергался мускул. Захваченный врасплох, он вряд ли был способен на сопротивление.
«Сейчас заверну его в проулок, там и возьмем, — решил Савчук, слыша, как шедшие за ним Афоничкин и Митя прибавили шагу. — Экая, однако, ворона — этот казак! Без шуму возьмем».
Медленно наступая, Савчук прошел за перепугавшимся воякой до угла и только тут заметил, что за стеной угловой избы, хоронясь от них, стояло еще человек десять вооруженных казаков.
«Ну, влопались!» — мелькнуло у него в голове.
Но прежде чем Савчук успел на что-нибудь решиться, прежде чем казаки набросились на него, Афоничкина и Митю (а схватка была бы неравной и совершенно безнадежной), прежде чем это произошло, раздался властный командный голос:
— Отставить! Свои это.
С крыльца, придерживая шашку, сбежал вниз высокий черноусый офицер. Савчук не без удивления узнал в нем есаула Макотинского, которого он встречал однажды в канцелярии окружного Интендантского управления.
— А, екатерино-николец! Сам в гости звал, а встречает западней, — стараясь улыбнуться как можно приятнее, сказал Савчук. Кто знал, какого труда стоили ему и эта улыбка и небрежно-спокойный тон!
Ничего
— Вот черт! Думаю: захвачу «языка». Ан нет. Ну рад, очень рад, — сказал он весьма приветливо и еще раз тиснул Савчуку руку. — Какими судьбами, однако? К атаману Гамову под знамена, а?.. Еще миг, и мои казачки посчитали бы вам ребра. Могли ведь и ухлопать сгоряча.
— Н-да... — Савчук хмуро посмотрел на обступивших его дюжих казаков, кажется недовольных таким оборотом дела, и повернулся к своим растерявшимся бойцам. — Ничего, ребята, все обошлось... Знаете, мне просто повезло, что я натолкнулся на вас, — сказал он затем совершенно искренне. — Действительно могло произойти побоище.
— Вот-вот! Своя своих не познаша, — засмеялся есаул. — Вообще-то у нас разговор короткий. Допрос — и на осину.
Он отдал какое-то распоряжение; казаки разбрелись по двору. Двое побежали к архиерейской усадьбе за лошадьми.
— Вы сейчас из Астрахановки, да? Какая там обстановка? — спросил Макотинский и, прищурясь, посмотрел сперва на Митю, затем на Афоничкина. — Эти-то с вами или так... увязались?
— Со мной, со мной, — поспешно сказал Савчук.
Есаул, как видно, принял их за перебежчиков. Разубеждать его в этом было не в интересах Савчука. «Только бы хлопцы не подвели. Митя-то на меня зверем смотрит...» В голове у Савчука уже зарождался новый план. Но как согласовать его с остальными, когда даже словом нельзя перемолвиться?
— Прибыли поездом этой ночью. В деревню не заходили. Подальше, знаете, от греха. Так что дать сведения я затрудняюсь. Хотя слышал кое-что, — говорил Савчук, отвечая на вопрос есаула и наблюдая одновременно за поведением своих товарищей.
Митя упорно не глядел на него. Губы у него дрожали, как у обиженного ребенка. Афоничкин же при словах Савчука быстро поднял глаза, но тут же с деланным равнодушием перевел взгляд на офицеров, на казаков. «Ага, соображаешь, значит», — с удовлетворением подумал Савчук.
Макотинский раскрыл портсигар, предложил Савчуку папиросу, закурил сам.
— Сейчас подадут лошадей, поедем в город, — сказал он, с наслаждением вдыхая морозный воздух с табачным дымом пополам. — Вам надо определиться. У меня тоже есть дела. Люди ваши пока останутся здесь.
Полчаса спустя есаул и Савчук, сопровождаемые казаком-ординарцем, мирно беседуя, ехали по дороге в город.
Афоничкин и Митя сидели вместе с казаками в жарко натопленной избе и пили чай. Мите все случившееся казалось дурным сном. Хотя Афоничкин успел кое о чем шепнуть ему, Митя все же сильно сомневался в Савчуке. Жалел, что не поддался первому побуждению и не выпустил в него всю обойму из винтовки. «Офицер — это у них одна компания». Он хмурился, бледнел, краснел и почти не вникал в смысл разговора.