На восьми фронтах
Шрифт:
Весенний воздух стойко пропитан запахами гари.
– Полный разгром,- говорит, оборачиваясь ко мне, Малинин.
– Такого, пожалуй, я не видел и под Сталинградом...
Да, война пришла в самое сердце гитлеровской Германии. Пришла с ответным огнем и кровью. И отчаянное сопротивление гитлеровцев лишь увеличивает эту кровь...
Видим и другие картины. Вот шагают навстречу строем юноши с трехцветными повязками на рукавах. Это французские рабочие, силой угнанные с родины на германские заводы. Везут на тачках скромный скарб бельгийцы. Идут чехи, югославы, венгры. Вот толпа пленных английских летчиков. А это освобожденные
И конечно же русские, украинцы, белорусы. Наших тысячи, многие тысячи! Слышатся слова горячей благодарности своим советским братьям за освобождение из фашистской неволи...
Вскоре наша машина подъехала к позициям одного из артиллерийских подразделений. Генерал-полковник М. С. Малинин молодо соскочил с сиденья. Навстречу ему уже шел усатый майор. Шел лихо и гордо. Торжественно доложил:
– Товарищ генерал-полковник, второй гаубичный дивизион гвардейского тяжелого артиллерийского полка ведет огонь по столице немецко-фашистской Германии - Берлину! Командир дивизиона гвардии майор Сурков!
Генерал попросил майора провести его на огневые позиции. Здесь шла обычная боевая работа. Отрывисто подавались команды. Гремели залпы. Земля подрагивала, в ушах звенело. А чуть в стороне, у снарядных ящиков, на корточках сидели несколько бойцов. У них в руках мы заметили малярные кисти.
– А это что такое?
– поинтересовался Малинин. Сурков улыбнулся:
– Ребята, товарищ генерал, пишут берлинские адреса...
Да, думали ли фашисты, развязывая войну против Советского Союза, что в апреле сорок пятого наши снаряды будут рваться в центре Берлина? Нет, вряд ли.
В одной из берлинских квартир, занятой штабом нашей части, мне показали любопытный документ - письмо офицера гитлеровской армии, присланное своему дяде, хозяину квартиры. Вот его дословный перевод:
"Под Москвой. Ноябрь 1941 года.
Дорогой дядюшка! Я не могу в эти минуты не вспомнить тебя и своего обещания тебе. Десять минут тому назад я вернулся из штаба нашей гренадерской дивизии, куда возил приказ командира корпуса о последнем наступлении на Москву. Я не боюсь тебе раскрыть этой замечательной военной тайны, так как она перестала быть тайной и для нас и для большевиков. Через несколько часов это наступление начнется. Я видел тяжелые крупповские пушки, которые будут обстреливать Кремль. Я видел наших гренадеров, которые должны первыми промаршировать по Красной площади. Это конец, дядюшка. Ты знаешь, я не восторженный юноша и не невежда. Это - конец. Москва наша, Россия наша, Европа наша... Тороплюсь. Зовет начальник штаба. Напишу теперь уже из Москвы".
Вот чего они ждали и на что надеялись!
Трудно узнать дальнейшую судьбу автора этого письма. Не знаем, что случилось и с его дядюшкой. Осталось лишь одно убедительное примечание к письму "завоевателя" Москвы, России, Европы: в квартиру его родственника попал снаряд из русского орудия!
По лестнице поднимаемся на пятый этаж одного из домов. Здесь расположился наблюдательный пункт генерала С. Н. Переверткина, командира стрелкового корпуса из 3-й ударной армии.
Перед нами лежал Берлин. До самого горизонта громоздились дома, корпуса и трубы заводов, многочисленные кирхи вздымали свои острые высокие шпили. В нескольких местах зеленели массивы садов
Там и тут клубился черный дым, собираясь над городом в громадное тяжелое облако. Немецкая столица горела. А гром артиллерийской канонады все сотрясал и сотрясал воздух, дома, землю. По Берлину били многие тысячи пушек.
Но и Берлин отвечал тысячами снарядов и мин. Через несколько минут, например, наш дом вздрогнул. Генералу Переверткину доложили:
– Два неприятельских снаряда пробили стену второго этажа.
– Прошу спуститься в подвал,- сказал нам Переверткин.
В тот день к немецкой столице подошли все армии ударной группировки фронта. С юга в Берлин ворвались соединения 1-го Украинского фронта. На севере успешно наступали войска маршала К. К. Рокоссовского.
– Дай-те вашу карту,- вдруг снова попросил Малинин. Я подал. Начальник штаба фронта правее записи, сделанной еще в октябре 1941 года К. К. Рокоссовским, написал:
"Сим удостоверяю, что мы в Берлине! Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник М. С. Малинин, бывший начальник штаба 16-й армии, которой командовал К. К. Рокоссовский. Берлин, 22 апреля 1945 года".
Малинин вскоре уехал в штаб фронта, а генерал Переверткин, высокий и молчаливый, показал мне несколько донесений из частей корпуса. Вот некоторые из них:
"Вступили в квадрат "4". Движение прекратили. Стреляет каждый дом, каждое окно. Подтягиваем артиллерию..."
"Батальоны залегли. Продвигаться вперед невозможно: сильный огонь со всех сторон. Ждем танки и самоходные орудия..."
Да, ожесточение боев в Берлине было предельным. Достаточно сказать, что за первые десять часов непрерывных атак части корпуса генерала С. Н. Переверткина продвинулись вперед в общей сложности на... восемьсот метров!
Казалось, что перед советскими воинами не просто вражеский город, столица, а каменное чудовище, начиненное динамитом и сталью; что здесь нет обычных домов, а одни лишь крепости; что вместо площадей и скверов везде огневые позиции артиллерии и минометов, зарытые в землю танки.
Между тем в Берлин вступали все новые и новые части Красной Армии. Германская столица становилась тесна для них. Улицы были забиты танками, самоходными орудиями, автомашинами, обозами, пустыри не вмещали артиллерию. Срочно растаскивались завалы, на улицах делались проходы, дорожные батальоны устанавливали маршруты одностороннего движения. Убиралась разбитая вражеская техника - изуродованные "тигры" и "пантеры", длинноствольные зенитки, неуклюжие бронетранспортеры, минометы, машины.
В немецкой столице было немало важных военных объектов - вокзалы, аэродромы, мосты, электростанции, здания имперской канцелярии, министерств. И все-таки важнейшим объектом являлся конечно же рейхстаг. В нем в свое время прусское юнкерство и рурские финансовые магнаты провозгласили Гитлера канцлером. Здесь была совершена самая гнусная в истории политическая провокация, известная как поджог рейхстага, которая и послужила предлогом для расправы фашистов с героической Компартией Германии. Здесь принимались дикие, человеконенавистнические законы, произносились погромные речи. И советские воины, хорошо понимая все это, шли к рейхстагу как к цитадели фашизма, главной крепости кровавого германского империализма...