На восточном порубежье
Шрифт:
— Поведай вкратце сенаторам свои чаяния и заботы. Отвечай толково, да без утайки, — распорядился Иван Кириллович.
— А то и предлагаю, господине Сенаторы, что землицу ту Чукотскую и Камчатскую, лежащую на восточном порубежье земли Русской, подвести под Высокую Государеву Руку. Ибо до сей поры инородцы тамошние не замирены, и ясак миром не платят. По малолюдству служилых, остроги жгут, а острожный скот угоняют. Выходит, что наперед надо привести в подданство тех инородцев которые уже были в ясашном платеже, и изменили, а также и вновь, кои еще
— Обратите внимание господа Сенаторы, что речь идет именно о тех землях, куда по велению Петра Великого отправлена экспедиция Беринга, — вставил секретарь Сената.
— И, что же это за народишко, не желающий идти под государеву руку? — Спросил адмирал.
— Более всех досаждают Чукчи, что проживают от Колымы по Анадырю до самого восточного моря. Береговых, что более промышляют морского зверя, мы прозываем сидячими, а тех, что кочуют по Анадырскому носу, оленными. Сами чукчи себя прозывают луораветлан.
— Лу.о. ра. вет. лан, — с трудом повторил Иван Кириллович. — И, что же эта означает? Что то типа быстрого оленя.
Все присутствующие дружно засмеялись.
— Извиняйте господине секретарь не угадали. Луораветлан, на их языке, означает настоящий человек.
Все замолчали словно поперхнувшись, а казачий голова продолжал.
— И не ведают те чукчи страха, а соседние народы, юкагиры и коряки, в страхе бегут от них, называя их грозой северного побережья.
— Расскажи о чукчах чего более, — попросил адмирал.
— Живут они стороной от глаз, и мало что о них знаем. Ведомо, что кочуют на оленях, и собачьих упряжках, бой у них лучный, доспехи из кож морского зверя. В подлинном договоре меж собой, у чукчей, твердость дают порукою солнце. Начальных людей никого у них нет. Собирают ополчение быстро, до двух, а то и трех тысяч воинов, ставят над ними выборного начальника. В бою жестоки до крайности, а с пленными обходятся добре, не пытают.
— Сколько же надобно войску, что бы усмирить сих нехристей? — подал голос князь Черкасский.
— Так, казаков служилых собрать человек триста, али четыреста и достаточно, а кромя еще солдат десятка два, геодезиста справного, матросов десяток, кузнеца, рудознатца тоже требо. Людишек лучше собрать по Сибирским городам и острогам. Они более привычны к нашим морозам, да и в бою с инородцами дюже стойкие. Служилых надобно развести по острогам: Среднеколымскому, Анадырскому и Охотску. Оно и харчеваться так проще. С моря и с берега взять чукчей в клещи, и замирить силою. Далее укрепить старые, поставить новые остроги в местах удаленных и к тому гожих, и вольно проведывать острова да новые земли.
— А что? Твой племяш Иван, даст ли твою карту Берингу?
— Непременно даст! Для этого дела у него срисованная копия имеется! Еще и проситься будет в экспедицию! Больно его влечет в новые земли. Для этого дела, на свои деньги морской коч ладит в Якутске. Собирается северным морем в Анадырь уйти.
— И, что же? Ты готов возглавить сей наряд?
— То
— Теперь ступай, и жди нашего решения, — завершил разговор секретарь сената.
После того, как за казачьим головою закрылась дверь кабинета, Иван Кириллович попросил каждого высказать свое мнение.
— Господа сенаторы! Лично меня разговор, лишь окончательно убедил в необходимости снаряжения воинского наряда в земли Чукчей. Надобно замерить сей народец, и привести под государеву руку. Если экспедиция Беринга вернется ни с чем, Россия будет опозорена перед всей просвещенной Европой. Мы, дети Петровы, не должны этого допустить! Предлагаю составить доношение в Верховный Совет под названием «О посылке якутского казачьего головы Шестакова в Якутский уезд к берегам Северного моря, для проведывания новых земель и острогов, и о приводе обретающихся в тех землях и островах иноземцев в подданство, и о даче ему Шестакову для того служилых и других чинов людей и оным жалования».
— Я согласен с тобой Иван Кириллович. Тянуть далее нельзя, — начал говорить князь Черкасский. — Но всем ведомо, что вопросы по челобитным, не смотря на мнение сената, решаются верховниками крайне медленно. С графом Петром Андреевичем Толстым я переговорю сам. Он сейчас у императрицы в фаворе, и со светлейшим князем Меньшиковым в дружбе. Но кроме них в верховном совете значительный вес имеет генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин!
— Тут не беспокойтесь, — солидно произнес адмирал Сиверс. — С Федором Матвеевичем я переговорю завтра. Он, по обыкновению, меня с докладами требует не более как день, два.
8
Не смотря на все старания секретаря сената Ивана Кирилловича, доношение было рассмотрено на Верховном тайном совете лишь в январе 1727 года. Удивительно длинные сроки! Ведь минуло уже два года, с тех пор, как казак Афанасий Шестаков подал прошение в сенат. Хотя не стоит удивляться. Видится, что если не быть тем беспокойствам, то сего рассмотрения не было бы вовсе. К тому же хочется верить в старую русскую поговорку о том, что если долго запрягать, то ехать будешь быстро. На все случаи жизни во все времена в России находили оправдания для столь неоправданной медлительности.
По приглашению Верховного совета был заслушан нынешний Сибирский губернатор Михаил Владимирович Долгоруков, что прибыл из Тобольска специально по этому доношению, и тем еще отсрочив решение на два месяца. Тому был виновником член Верховного совета, граф Толстой. Именно он и Долгоруков проявили повышенный интерес к персоне казачьего головы, что в дальнейшем сильно повлияло на ход событий.
Эти представители древних родов, не хотели и не могли смириться с тем, что обычный мужик хоть и дослужившийся в Сибирской глубинке до головы, способен возглавить столь серьезную экспедицию.