На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950
Шрифт:
Я совсем не мог ходить, поскольку только что получил три раны в бедро и еще две в голень. Под присмотром лейтенанта двое солдат, захвативших нас в плен, неохотно подняли меня и погрузили на телегу, запряженную лошадью, которая направилась к пункту сбора военнопленных. Вальтеру пришлось, прихрамывая, брести рядом. На сборном пункте врач-еврей небрежно и очень поверхностно осмотрел и обработал наши раны. Во время работы он с удовольствием обращался с нами нарочито грубо, называя «фашистами», «фрицами» и другими прозвищами.
— С Гитлером скоро будет покончено, — подначивал он нас. — Вы уже проиграли войну, вы, убийцы-сверхчеловеки!
Я разумно хранил молчание и никак не реагировал на поток оскорблений, помня, что у меня есть еще одна щека, которую так же легко можно было распороть.
Наконец, нас доставили
Нам с Вальтером удалось занять места в углу, где, улегшись, мы стали обдумывать события последних нескольких часов, а также то, что могло произойти с нами в будущем. В лагере царило подавленное настроение, никто не искал новых друзей или знакомых: все безразлично лежали на земле, напоминая мне только что погасшие угольки в костре. Такая пассивность оказалась лучшим способом поведения: нужно было как можно меньше тратить энергии, поскольку нам совсем не давали есть. Это был самый важный факт: есть было нечего! А после всего того, что я успел узнать о русских солдатах, которым самим вечно не хватало пищи, я почти не верил в то, что они захотят раздобыть еду для нас, «фашистских фрицев».
Внутри лагеря территория была покрыта крапивой и другой травой, и первые шесть дней нам пришлось довольствоваться этой очень строгой вегетарианской диетой. Мы рубили траву кусочком металлического листа, а потом кипятили ее в воде в маленьких консервных баночках. Для разнообразия мы меняли название этого блюда: суп из травы и крапивы, тушеная крапива с травой, салат из травы и крапивы, соус из травы и крапивы и потом сначала.
На седьмой день появилась пожилая женщина — еврейка, которая выдала по полфунта хлеба на человека. Никогда раньше мы не были так рады увидеть еврейку! Она пообещала, что в полдень будет суп, и не обманула. Итак, система снабжения вновь заработала, и теперь мы убедились — что бы ни произошло, нас, по крайней мере, не собирались уморить голодом. Наши ожидания оправдались: по утрам и вечерам нам было предоставлено все так же довольствоваться свежим воздухом, а также тем, что осталось от травы и крапивы, зато днем мы обязательно получали тарелку жидкого супа. Иногда, в дни, которые стали для нас праздниками, в супе можно было отыскать редкие кусочки рыбы. Но мы не смели жаловаться даже на самую жидкую похлебку, настолько здорово было получать хоть что-то из еды после нашей крапивно-травяной диеты.
Дни проходили без особых событий, фронт стабилизировался где-то на западе, и нам разрешили в дневное время выходить за территорию лагеря. Поскольку все мы были ранены и должны были возвращаться в лагерь до темноты, было маловероятно, что кому-то удался бы побег. Каждое движение все еще вызывало у меня боль, поэтому мои короткие прогулки я всегда совершал с помощью Вальтера. Раз в неделю или в десять дней приезжала женщина-доктор или медсестра, которые осматривали наши раны. Но у них было слишком мало времени и медикаментов, чтобы оказать нам необходимую медицинскую помощь. Некоторые из моих ран загноились из-за того, что долгое время никто не обращал на них внимания. У меня не оставалось другого выхода, как все свои силы направить на выздоровление. Условия существования в лагере были слишком суровыми даже для здорового человека, у меня же, раненного, практически не было шансов выжить здесь. Поэтому я всегда внимательно следил за своими повязками, наложенными медсестрой. А в середине дня я снимал бинты и лечил раны солнечными лучами и свежим воздухом. Благодаря этому раны подсыхали быстрее, и такой старый, испытанный метод лечения тем, что природа дает бесплатно, безусловно, ускорил мое выздоровление. Дважды в день я промывал раны мочой, и очаги воспаления вокруг них постепенно исчезали. С точки зрения современной медицины, применение мочи может показаться смешным, но это было одно из немногих имевшихся в моем распоряжении лекарственных средств, в эффективность которых я верил, поскольку об этом мне рассказывал дедушка. А мы, немцы, любим повторять,
С началом лета военнопленных начали использовать для погрузки и разгрузки автомашин с продовольствием. Нам с Вальтером нравилась эта работа, так как она делала нашу жизнь не такой скучной, а нам помогала окрепнуть физически. Как работающие, мы получали дополнительные пайки, но к тому времени наши организмы уже успели настолько ослабеть, что даже дополнительное питание было недостаточным для того, чтобы мы могли нормально выполнять тяжелую физическую работу.
К счастью, русский шофер, в распоряжение которого направили нас с Вальтером, был настроен очень дружески по отношению к нам. Его звали Николай, однако по его настоянию мы звали его уменьшительным именем Коля. Иногда под его наблюдением нам удавалось слегка поживиться за счет тех грузов, с которыми нам приходилось работать. Мы очень радовались такой контрабандной еде, но, к сожалению, все, что нам удавалось украсть, приходилось съедать в сыром виде, так как мы не могли ничего пронести на территорию лагеря.
Одним из недостатков Коли была его чрезмерная тяга к выпивке. Как любой компанейский парень, он никогда не мог отказаться от предложенного стаканчика или бутылки. Когда у Коли была выпивка, он забывал обо всем вокруг, пока не выпивал все до дна. Когда такое впервые случилось при мне, он позволил мне сесть за руль, а потом такое случалось все чаще. Он увидел, что я — опытный водитель, и, похоже, не верил, что мы попытаемся сбежать.
Однажды мы с Вальтером сидели в грузовике вдвоем и ждали Колю, который исчез куда-то в поисках спиртного. Мы припарковали машину на обочине дороги у небольшой деревушки и наслаждались солнцем и свободой. Неожиданно невдалеке показалась легковая машина, в которой мы узнали ту, что принадлежала коменданту лагеря, русскому майору, очень строгому во всем, что касалось дисциплины. Я молниеносно выпрыгнул из кабины, пробрался в дом, в котором исчез Коля, и начал звать его: «Коля! Комендант едет!»
Он выбежал из дома, все еще держа в руках бутылку, и вскарабкался на водительское место. Я запрыгнул назад, в кузов. Когда комендант проезжал мимо, все было в порядке, и Коля был удостоен милостивого разговора. Он был очень благодарен мне за тот случай. Если бы комендант застал его за пьянством в рабочее время, да еще тогда, когда арестованные остались без присмотра, он непременно приказал бы его арестовать. А в заключении Колю подвергли бы побоям. Вместо этого майор дружески поболтал с ним, и Коля сказал ему, что я умею водить машину и вообще хороший работник, что я вряд ли попытаюсь сбежать.
— Хорошо, — кивнул майор. — Тогда можешь разрешать ему вести машину, когда тебе потребуется отдохнуть. Но не забывай, что ты за него отвечаешь.
Таким образом, в благодарность за спасение Коли от ареста я заслужил его полное доверие и получил официальное право садиться за руль. И то и другое было важно для меня, так как я планировал побег, но хотел совершить его так, чтобы Колю не наказали.
Я постоянно держал в голове различные варианты, но было очень сложно воплотить их в жизнь. В воздухе витали разнообразные слухи, но ни у кого не было точной, надежной информации. Некоторые из тех местных жителей, что встречались с нами в рабочих командах и были настроены на удивление доброжелательно по отношению к немцам, говорили мне, что линия фронта все еще не стабилизировалась. Она находилась в постоянном движении то в одну, то в другую сторону. Пока я ждал более точных и надежных данных на этот счет, произошло еще одно событие: Колю куда-то отправили, но ему на замену так никого и не прислали. В течение более двух месяцев я водил грузовик в рейсы без всякой охраны. Теперь уже мне доверяло и командование лагеря. Меня считали пленным, который приносит пользу и заслуживает доверия.
На станции Курск, где однажды утром мне довелось участвовать в разгрузке продовольствия с поезда, откуда его доставляли в часть НКВД, мы узнали очень важную новость. Ангелом, что ее принес, оказалась пожилая женщина, которая, на минутку оторвавшись от подметания платформы, шепотом сообщила мне, что немцы перешли в наступление под Курском и сейчас находятся менее чем в семидесяти километрах отсюда. Мои мысли моментально выкристаллизовались в одну идею: «Я должен бежать. Но как? Когда? В какую сторону?»