На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950
Шрифт:
В тот вечер случилось так, что я остался в комнате один. Повар все еще возился на кухне, а медик делал свой ежевечерний обход, пытаясь помочь обмороженным. В комнату прокрался Коля.
— Давай все забудем, — предложил он. — Оставь эти угрозы сообщить обо всем в главный лагерь. Мы здесь одни, без офицеров. Почему бы не перестать ссориться и не пожить мирно?
— Я готов согласиться, — ответил я.
— Хорошо! — поспешно воскликнул конвоир.
Но я не закончил:
— Я готов согласиться, но с одним условием: еда пленных предназначена только для пленных. А вы занимаетесь своими прямыми обязанностями, которые, как мне сказал в лагере
— Хорошо, — согласился Коля. — Если ты не будешь доставлять нам хлопот, мы согласны не трогать тебя. Но если что-то пойдет не так, если вы не будете выполнять норму, то нас тоже накажут. А сейчас пойдем и выпьем.
— Нет, спасибо, — многозначительно ответил я. — Мне нужно закончить расчеты.
Несколько дней мы строго придерживались этого соглашения, и все было хорошо. Я даже перестал обращать внимание на охранников. Потом вдруг ко мне снова зашел Коля.
— У нас кончились продукты, и нам нечего есть. Как солдат, ты должен знать, что такое часто бывает. Это временно. Но в эти холодные долгие дни так хочется есть!
— Да, это действительно так, — согласился я. — Мне очень жаль вас. Почему бы вам не пойти в лес и не застрелить дикого кабана? Это позволит вам продержаться какое-то время.
— И это все, что ты можешь предложить?
— Я не вижу другого выхода. Я не могу поделиться с вами продуктами со своего склада, даже временно.
— Но прежде я никогда не стрелял диких кабанов. Я даже не знаю, смогу ли я сделать это.
— Тогда дай мне свою винтовку, и я сделаю это за тебя, — предложил я.
Но мое предложение напугало его еще больше, чем перспектива самому выйти на охоту. Он вцепился в свою винтовку, будто примерз к ней, и позвал своего напарника Ивана. Посовещавшись шепотом, они решили последовать моему совету. Взяв с собой еще двух пленных, мы отправились на охоту. Теперь, когда мы специально искали диких зверей, я не видел ни одного. Я вспоминал о том, сколько их бродило вокруг, когда в руках у меня был один топор. У Коли был один шанс, но он не сумел им воспользоваться. Старый матерый кабан неожиданно появился перед нами, примерно в ста метрах. Он спокойно переходил заснеженную дорогу. Охваченный азартом охотника, Коля выстрелил слишком поспешно. Он легко ранил зверя, который, завизжав, стремительно скрылся в кустах. Остаток дня мы пробродили между деревьями, не встретив больше ни единого живого существа, после чего несолоно хлебавши вернулись в лагерь.
День охоты совпал с постной пятницей, но это вовсе не заставило меня преисполниться христианским состраданием по отношению к Коле и Ивану. Я сказал им, что небольшое воздержание пойдет им только на пользу, но в ответ они с руганью отправились в ближайшую деревню, где, как я подозревал, вскоре попытались украсть себе что-нибудь из еды.
В субботу ярко светило солнце. В лесу все еще лежал снег, но его верхний слой уже начал подтаивать. Дома я встал бы на лыжи и провел весь день скользя по сверкающему белому ковру, когда время застывает на стыке двух сезонов: под ногами все еще лежит зима, но в воздухе уже ощущается весна. В тот день я отменил обычные работы в лесу. Мы очистили от снега трехметровые бревна и возвели недалеко от нашего барака настоящую баню, где приступили к весеннему омовению. Во второй половине дня мы впервые воспользовались этой баней, затем я отправил на кухню помощников, которые должны
Позже несколько человек отправились на прогулку в лес. Мы вспоминали о доме, о том, как там жили. В жизни пленника Пасха и Рождество становятся предметом самых теплых воспоминаний и самых смелых мечтаний. К тому же они являются своего рода временными вехами: пережив очередной такой праздник, каждый задается мыслью: попадем ли мы домой к следующей Пасхе? Ведь ходят слухи, что это вот-вот должно случиться. Некоторые признаки очевидно говорят о том же. При этом менее оптимистичные умозаключения просто отбрасываются в сторону.
Так мы прогуливались, пока вдруг не заметили спереди сани, груженные бревнами. Они направлялись через лес к ближайшей деревне, что сразу же пробудило в нас подозрения. Мы попытались догнать их, но опоздали. Вернувшись по следам обратно, мы обнаружили, что были украдены бревна с нашего участка. Это означало, что при проверке может обнаружиться, что мы недовыполнили норму, и тогда всех нас обязательно накажут, например урежут нормы продуктов. Это было первое подтверждение моих подозрений о том, что плоды нашего труда регулярно разворовываются. Не нужно было быть мыслителем, чтобы догадаться, кто мог стоять за всем этим.
Этот случай омрачил всем нам воскресенье Пасхи. Начиная с того дня я организовал постоянную охрану готовой продукции. Наблюдатели размещались скрытно, так как я горел надеждой добыть новые улики против расхитителей, которых рассчитывал поймать за руку. Картофельная похлебка в тот день совсем не обрадовала нас. Мы все искренне надеялись на то, что наше положение должно улучшиться, но, как оказалось, та Пасха была последней, которую я встречал в почетном качестве военнопленного, попавшего в советский рай. Очень скоро мне предстояло превратиться в преступника.
Глава 16
ДРАКА С ОХРАННИКАМИ
Через несколько дней примерно в полдень конвоиры подошли к нашему сторожу, который охранял заготовленный лес, и сообщили ему, что он может отправляться на обед. Как только он появился в лагере и рассказал мне об этом, я сразу же заподозрил подвох и тут же сорвался с места и побежал в лес.
Когда я добрался до опушки, где были складированы заготовленные бревна, то увидел Колю, который о чем-то торговался с местным крестьянином. Потом Коля с удовольствием получил от крестьянина пачку денег, которые спрятал в карман. Его «клиент» забрался в сани, уже загруженные лесом. Тут мне пришлось спрятаться за деревом, для того чтобы избежать встречи с охранниками, которые направлялись обратно в лагерь. Сани уехали, но мне удалось догнать их, срезав дорогу, которая петляла между деревьями в лесу. Когда крестьянские сани повернули за поворот, я остановил его на дороге взмахом руки.
— Привет! — прокричал я.
Он сразу же узнал меня, наверное вспомнив, что я много раз был у них в деревне, и остановился.
— Откуда вы взяли эти бревна? — спросил я.
— Купил у ваших охранников.
— За сколько?
— Сто пятьдесят рублей и четверть водки.
Мы продолжали смотреть друг на друга. Он знал, что этот лес заготавливали военнопленные, что конвоиры не имели права продавать его. Но он знал и то, как трудно мне будет помешать такой сделке. Мы сверлили друг друга взглядами, как два борца на арене, которые никак не решались начать схватку.