На войне как на войне
Шрифт:
— И что же меня никто не предупредил?.. — усмехнулся я. — Давно бы я в Москве жил под полным вашим присмотром. А за какие, кстати, заслуги мне дана шестая категория?
— Вот это и непонятно. Категорию вам поставили Радян и Соломаткин, бывший заместитель начальника отдела кадров ГРУ. Радян возглавлял тогда медицинскую комиссию как главный врач центра и одновременно давал заключение как эксперт-психиатр о вашей возможной «саморасконсервации» [18] . Документально все обосновал. Соломаткин поставил все подписи со ссылками на номера
18
«Саморасконсервация» — психологический эффект, через который проходят многие работники секретных служб. У каждого человека происходит в разное время, но мало кому удается его избежать. Заключается в психологической необходимости человека через какое-то время после завершения своей работы высказать то, что следует хранить в тайне. Контролировать эти моменты должны кураторы. Им подконтрольные обычно и «жалуются».
— А Соломаткин?
— Соломаткин, к сожалению, вскоре после этого погиб в автомобильной катастрофе.
— Имелись серьезные основания для его гибели?
— Нет. Там все чисто. Он слишком много знал. Проверка была качественная. По полной программе. Заключение комиссии — сам перестарался, на скорости задремал за рулем и не вписался в поворот. Есть, правда, один настораживающий факт. Соломаткин разбился, когда возвращался с дачи Радяна, с которым дружил.
— Но кто-то еще должен знать... Исполнитель документа?
— А как мы найдем его? Фамилия и подпись исполнителя ставится на обороте. Самого документа нет. Прикажете опрашивать всех сотрудников о всех документах, которые они в тот год готовили?
— Но нас-то должны были предупредить об этом.
— Должны были. Но не предупредили. У нас в чиновничьих кругах это распространенное, к сожалению, явление. О своих льготах человек узнает слишком поздно.
Из скромности я не сказал, что меня льготы тоже слегка волнуют. Не так чтобы очень хочется в Москве жить, но возможность выбора манит, как пряник.
— Мы внимательно изучили весь ваш послужной список. Советовались. Ну, предположим, за операции в Европе вам можно было бы дать четвертую категорию. Если учесть информацию, которая не включается в архивные отчеты, допускаю, что можно было бы и пятую дать. Но откуда шестая?
И вдруг меня кольнула мысль.
— Значит, заслужил... — сказал я и откинулся на спинку стула.
Я сам толком не понял еще, какую игру я затеял.
Язык опередил развитие мысли. Однако откуда-то вдруг появилась уверенность, что в данном случае я обязан работать «автономно», без полковника.
Не понял моей игры и полковник. Но оторопел. И только через минуту принял позу, свойственную хоккейному болельщику, застывшему перед телевизором с вытянутой шеей.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы можете предположить, что к части документов, даже не уничтоженных, вас просто не допустят?
— Естественно.
— Вот вас и не допускают...
— Но вы думаете, что шестая категория была присвоена правильно?
— Я могу так предположить,
— Но тогда документы мне могли бы просто назвать в перечне.
— Какие можно было назвать, те были названы в перечне. А потом уничтожены. И акт на уничтожение, как вы сами сказали, в полном порядке. В чем же проблема? Из-за чего беспокоиться?
— Но тогда выходит, что моя версия...
— Красивая история о том, что я и капитан Пулатов имеем какое-то отношение к документам Радяна...
— Да... Выходит, эта версия не имеет под собой оснований?
— Выходит так. По крайней мере, мне так кажется. Полковник совсем потерял былую уверенность.
— Может быть, мы не будем торопиться... Подумаем вместе... Поищем варианты... Ведь ФСБ не станет просто так интересоваться человеком и затевать из-за простого офицера сложную и рискованную игру.
— Давайте попробуем.
Если я откажусь, он начнет копать дальше. И неизвестно, что может выкопать. Лучше сделать вид, что мы плодотворно сотрудничаем.
Полковник встал, давая понять, что разговор пока подошел к концу. Лицо его образцово выразило уныние, пересекающий красивые черты шрам побледнел.
— Я провожу вас. Вам надо отдохнуть, потом мы посоветуемся с врачом-психотерапевтом... Кстати, простого терапевта вам прислать?
— Не надо. А зачем психотерапевт?
— Мы посоветуемся и придем вместе с вами к какому-то выводу.
— Договорились. Кстати, товарищ полковник, можно вам вопрос задать?
— Пожалуйста.
— Фамилия ваша меня смутила. Вы никогда киллером стать не мечтали?
Он засмеялся. Нет, зря я так. Мужик Юрий Петрович неплохой. Понимает шутки...
3
Сначала приступ болезни, потом ночь, проведенная в подвале Труповоза, потом ночь в поезде, потом целый день работы, потом второй приступ, потом ночь в самолете, куда меня с подачи Тани загрузили в бессознательном состоянии скорее всего сотрудники разведцентра округа во главе с полковником Бастриковым. И еще такой тяжелый разговор с полковником Мочиловым. Все это вымотало меня основательно. Так основательно, что я стал опасаться, как бы новый приступ на навалился.
Комнатку мне отвели стандартную, напоминающую гостиничный номер. Много раз я в таких комнатках отдыхал и знаю, что в стены здесь вмонтированы микрофоны, а в какие-то несуразные лепные украшения под потолком — «глазки» видеокамер.
— Сколько вам надо для полноценного отдыха? — спросил полковник, вежливо не проходя дальше двери из тесного коридорчика в комнату.
— Миллион долларов.
— Я имею в виду время.
— Тогда хорошо бы до завтра отдохнуть.
— Договорились. Столовая у нас на первом эта же. Расписание висит над письменным столом. Если никого не хотите видеть, можете позвонить в столовую, вам все доставят в номер. Если захотите прогуляться — вся южная сторона центра в вашем распоряжении. Единственная просьба — желательно не выходить за внутренние ограждения. Иначе возникнут проблемы с возвращением. В соседнем корпусе — спортзал и сауна.