На войне я не был в сорок первом...

Софронов Лев

— А если дешевле? — сказал дяденька.

У меня гора с плеч свалилась. Нет, все-таки он имеет отно­шение к науке. Оперативник не станет торговаться. Ни к чему это ему. От радости, что передо мной не переодетый милици­онер, я сбросил сразу треть первой цены. Ну их, эти галоши, к аллаху! Наживешь еще с ними беды. Сашка-то вот гораздо благоразумнее меня поступил: избавился от них сразу, и точка.

— Цена устраивает меня, — бархатным голосом сказал дя­денька.

Он стал отсчитывать деньги прямо на моих глазах. Их у него было

порядочно. Ну и зарабатывают же эти научные сотрудники! Напрасно я уступил ему галоши так дешево. Он бы и за первую цену купил.

— Правильно? — спросил мой покупатель.

— Все верно, — подтвердил я.

— А это не милиционер там идет? — обеспокоенно скосил он в сторону свои пронзительные глаза.

Я оглянулся и засмеялся:

— Что вы! Это какой-то военный.

— Ну, держи. — Он протянул мне пачку денег и забрал галоши. Проверять было не к чему: он же на моих глазах от­считывал эти крупные купюры.

— Носите на здоровье, — благодушно сказал я, — теперь вам никакой ревматизм не страшен.

— Благодарю, мой юный друг, — вежливо ответил дядень­ка и удалился солидной походкой.

— Вот это я! Надо быстрее разыскать Воронка, порадовать его. Я нашел его у чародея с тремя картами. Сашка стоял там как приклеенный.

— Порядок? — спросил он меня, на секунду оторвавшись от трех карт.

— Еще какой! Продал их академику. Денег у него — пруд пруди. Вдвое больше тебя взял.

— Да? — удивился Сашка и сказал: — Смотри, какая инте­ресная штука. Надо угадать из трех карт пиковую даму. Уга­дал — получай полста. Здорово?

— Здорово! — сказал я. — А если не угадаешь?

— Тогда гони полста. Все справедливо. Он ведь тоже рис­кует.

«Он» был мужчина с лиловым носом и красными, как у кро­лика, глазами. Около него толпилось порядочно народу. Но желающих испытать счастье почти не находилось. Впрочем, один гражданин в очках осмелился. Он прижал карту пятер­ней и сказал:

— Эта!

— Деньги на бочку, — сказал лиловый нос.

Гражданин помахал сторублевкой, не снимая с карты руки.

— Смотрите, — разрешил чародей.

Толпа замерла, вытянув шеи. Гражданин за уголочек тихо­нечко перевернул карту. Пиковая дама! Лиловый нос сокрушенно развел руками.

— Ваша взяла. — Он отсчитал пятьдесят рублей и сунул их гражданину.

— Теперь моя очередь, — возбужденно заявил Сашка, — я тут целый час стою.

— Твоя, твоя, — успокоил чародей.

Он раскинул на ящике карты, предварительно показав их всем. Два туза и дама. Сашка вцепился в среднюю.

— Эта идет за сотню, — сказал лиловый нос.

— Согласен за сотню! — сказал Сашка. Лиловый нос колебался.

— Три сотни, — изрек он, надеясь, видимо, что Сашка от­ступится.

Но Сашка и не подумал.

— Согласен за три!

— Деньги на бочку!

Воронок сунул ему в нос свою выручку за галоши. Толпа не дышала и не шевелилась.

— Перевертывай, — тяжко вздохнув,

разрешил чародей. Это был туз!

У Сашки на лице выступили веснушки. Но он и не подумал сдаваться. Короче говоря, через пять минут у Воронка не оста­лось ни копейки. Он алчно взглянул на меня:

— Давай пустим в оборот твои?

Но мне почему-то не хотелось пускать мои деньги в такой оборот. Сашка поплелся за мной, оглядываясь на чародея. Вне­запно он толкнул меня локтем:

— Смотри, смотри!

Толпа разошлась. К лиловому носу подошел гражданин в очках, и они вдвоем стали подсчитывать выручку.

— Надо же, — разочарованно сказал Воронок, — обыкновен­ные жулики. Тю-тю мои галошки! Хорошо еще, что у тебя много денег. Хватит и на консервы и на сало.

Я не стал укорять его. К чему? С любым может случиться. Я приостановился около другого рыночного «аттракциона». Парень года на три постарше нас раскидывал на газете вере­вочное кольцо. Он бросал так, что на конце получались две петельки. Нужно было сунуть в петельку палец, и, если вокруг него обвивалась веревочка, парень выплачивал вам деньги. Очень просто.

Следовало как-то возместить Сашкин проигрыш. Но Ворон­ка я даже не подпустил к веревочке. Все-таки он довольно лег­комысленный человек. Тут требовался пройдоха вроде меня. Ведь сумел я так выгодно продать галоши. Почему же мне не может повезти в веревочку? К тому же ставки здесь были го­раздо скромнее: по десятке за попытку. И денег вперед парень не требовал: доверял своей клиентуре. Только каждую попытку отмечал в тетрадке карандашиком. Он разрешил мне десять попыток подряд.

И — удивительное дело! — веревочка все время ускользала от моего пальца. Я пробовал совать его и в ту петельку, и в эту, но ни разу мой палец не захлестнула веревочка. Прямо какое-то наваждение!

Таким образом я проиграл сотню, и только тут парень потре­бовал расчета. Нет, больше я не буду. Хорошо еще, что про­играл так мало по сравнению с Воронком. Я достал из-за па­зухи свою толстую пачку денег и, отделив первую сотню, от­дал ее парню с веревочкой.

Но тут в глазах у меня потемнело: под первой сотней в пач­ке были одни рубли! Тридцать рублей, измызганных и порван­ных, как убедился я, торопливо пересчитав их. А где же сотни? Ведь дядечка в кожаном пальто перелистывал их перед моим носом. Вот тебе и научный работник!

— Академик-то твой — того... — осторожно сказал Сашка, поняв все по моим глазам.

Мы кинулись на поиски кожаного пальто, не теряя ни мгно­вения. Мы обегали весь рынок и, усталые, уселись на какие-то ящики. На оставшиеся деньги мы могли купить лишь по ста­кану варенца. Ни о каких консервах не могло быть и речи. Ах, кожаное пальто, кожаное пальто... Я-то принял его за поря­дочного человека, а он оказался первостатейным проходимцем. Видно, он подменил пачки, когда я оглядывался на якобы за­меченного им милиционера. Ну и дела!