На все четыре...
Шрифт:
Они вышли из здания поликлиники и нырнули во дворы. Впрочем, шли они недолго. От стадиона далеко отходить не стали. Буквально вот соседний дом. Прошли по пустому подъезду, поднялись по гулкой лестнице и вот они уже в одной из квартир на девятом этаже.
— Привет, Игорёк, — поздоровалась она со знакомым радистом, входя в освещенную комнату с плотно занавешенными окнами.
— Привет, Анжела, — вот этот, в отличии от сдержанного Мамона, смотрел на нее с ожиданием, как юный пионер, который всегда готов.
Впрочем, Фокс слегка успокоилась пока поднималась на девятый этаж по лестнице. Такое себе физическое упражнение. Всё игривое настроение как корова языком
Сеанс прошел на удивление штатно. Информация была доложена, инструкции получены, а сам их радиообмен не вызвал никой реакции восточников. И, хотя, Маркони говорил, что у тех есть, по крайней мере, один толковый радист, но, видать, в четвёртом часу ночи он мирно спал. А больше никто из местных и засечь-то не мог их разговор.
— Ты это, — как-то неловко сказал Мамон, протягивая ей пистолет. — Если ты на улице находишься — мы тебя хорошо видим из окна. Так что, если случись что непредвиденное — сможем огнем поддержать даже. Но только в самом крайней случае… — окончательно смутившись, скомкано закончил разведчик.
— Ой, Димочка, ты такой милый! Заботливый, — Анжела уже отдохнула и привычное игривое настроение вернулось к ней, — дай я тебя поцелую?
— Это совершенно излишне, — мягко, но непреклонно Мамон выскользнул из девичьих объятий. — Просто знай, что ты тут не одна. И, если что, мы всегда сможем помочь.
— Спасибо, Дима, — тихо, и уже без малейшей подколки, выдохнула девушка и, чисто по-сестрински чмокнула его в щёчку на прощанье. И выскользнула из квартиры, начав неторопливый спуск. Он сам не понимал, как сумел поднять настроение девчонке. Она уже снова уже всерьез обдумывала: а может и правда задержаться на часок у охранника? Он так забавно стесняется… Хи-хих…
Глава 30
Восторженное обожание Стюарта меня откровенно тяготило. Впрочем, он ко всем участникам турнира (не только к нам с Мослом, а и погибшим тоже) относился как к неким небожителям. Пусть не полубоги, но герои точно. Могучие, бесстрашные, несгибаемые… Уж, по крайней мере, точно не обычные люди. Они не стонут, не плачут, не кричат. Они терпят боль, сурово стиснув зубы, и продолжают сражаться ранеными, истекая кровью. Моя попытка убедить его, что это не так, не нашла у него абсолютно никакого понимания. Он же видел как всё происходит! Никто не просит пощады, никто не сдается, никто не хнычет.
То, что получивший ранение почти автоматически погибает, он не понимал. Редко кто способен не рухнуть как подкошенный, вереща от боли, получив кровавую рану (те, кто был не способен на это, как раз, и погибали первыми). И, если, насчёт слез я ещё был с ним согласен, но вот заработав рану не закричать, ну или, хотя бы, не зашипеть от боли или выматериться в голос… Да невозможно это в принципе!
А вот Стюарт не верил в подобное. Сказать, что я был озадачен — это ничего не сказать. Он же смотрел все бои! Неужели он не слышал возгласов, ругани или криков боли?
Как оказалось — нет. Действительно, не
Впрочем, его можно понять. Он же смотрел бои с трибун. Где кричала и бесновалась толпа зрителей. Так что видеть-то он, может, всё и видел. А вот услышать уже — фигу. Я и сам-то находясь практически на самой арене (всё-таки наши камеры эту арену как раз и ограничивали) практически ничего не слышал. Потому-то и общение на арене было возможно только с помощью жестов. Говорить что-то — дохлый номер.
Увы, но все мы не киборги, которые не чувствуют боли. Лично я вот с трудом представляю себе как мне выходить на финал уже завтра вечером. И левая рука и грудь от малейшего неосторожного движения тут же отзывались резкой болью. Э-эх, похоже, ребро всё-таки треснуло. Даже глубоко дышать было больно, не говоря уже о чём-то еще. Ладно хоть двойное сотрясение мозга, случившееся в начале турнира, почти не напоминает о себе. Хотя подобные вещи без последствий не проходят. (Видать особо сотрясать таму меня и нечего было…)
Утешало только одно. Мослу было как бы даже не хуже, чем мне. Ведьма, приходящая ко мне на перевязки, шепотом под большим секретом поделилась со мной тем, что левая рука у Мосла вообще не действует. И так-то была покалечена Серафимой, а теперь и вовсе. До сих пор сохраняется опасность того, что её придётся ниже локтя ампутировать. Ведьма этого до жути побаивается. Ампутаций она ещё никогда не делала. Но, если выбора не останется…
Пока Ведьма собирала свою сумку после перевязки, Фокс — эта рыжая связная Серого, которая по прежнему таскалась с ней, ассистируя при перевязках (больше правда, лапающая меня за разные места, чем реально помогающая) с самым невозмутимым видом начала устраиваться на кровати рядом со мной. На замечание Ведьмы, что им пора, заявила, что «сегодня она больше уже никуда не пойдет». Медичка только индифферентно пожала плечами, а охранники, сторожившие меня от дверей, попытались возмущаться. На что рыжая оторва заявила, что «она свободная женщина и никому напрямую не подчинятся. А режима она не нарушает. Она узнавала. Это — можно. Спросите у девчонок Мосла». Охранники покривились, понимающе переглянулись и с гнусными усмешками заперли нас вдвоем.
Проводив их до двери Фокс тут же вернулась и, не спрашивая разрешения, сразу полезла ко мне в кровать. Ну не знаю. Как «легенда» для внедрения роль любвеобильной фанатки по мне неплоха, но эта девица явно занимается этим не по велению долга. Нравится ей это дело. Вот только нимфоманок мне тут и не хватало!
Сопротивляться её напору я не стал. Всё-таки то чувство брезгливости, когда я ее сразу увидел, слегка подутихло после получения письма. Как оказалось, здесь всё не так просто, как это можно было подумать. Подутихло, но полностью не прошло. Всё-таки патриархальное советское воспитание продолжало сказываться. Для меня девушка, по прежнему, продолжала оставаться крепостью, которую нужно завоевывать. А готовая сдаться первому встречному… Ну нет, уважения вызвать у меня не могла в принципе. Так что даже отдавая должное отваге и уму разведчику под прикрытием, тень неодобрения в моем к ней отношении всё равно присутствовала.