На все четыре...
Шрифт:
Кроме него я встречал только двоих неандертальцев-охранников Хлюста и Сиплого, а так же их начальника. Начальник этого «Колизея» от всех требовал, чтоб его величали Стас-Золотой зуб, но, даже, его подчиненные за глаза величали его Фиксой.
А ещё я встретил парочку таких же бойцов-гладиаторов, предназначенных на алтарь грядущего турнира. Первый — весьма колоритный паренек лет пятнадцати. С черными афрокосами (или дредами, я не знаю как там правильно это произносится?) на голове, с колечками в ухе и левой ноздре. С шелковым шарфиком
Больше мне за весь день так никто и не попался. Хотя в некоторых камерах точно кто-то был ещё. Но, то ли сам не горел желанием общаться, то ли в связи с буйным нравом был заперт.
А вечером, когда нас уже заперли в камере (то есть, даже в туалет ночью не сможешь выйти. Для этих целей в каждой камере по ведру в углу стояло) мы с Совой обменялись информацией. Ну, то есть, в основном она делилась. Мне-то особо нечего было ей сообщить.
— Короче, этот Додик — он сам такой же раб. Его на убой на арене привезли, так как он слишком много себе позволял на прежнем месте. Но, как быстро выяснилось, он только говорить и мог. А на деле никакой не боец. Стоило заикнуться о выходе на арену, как его начинает колотить и он натурально ссытся. В общем, его тут заставляют всю грязную работу делать, а на арену пока не пускают. Не боец. Но и к обслуживающему персоналу он тоже не относится.
— Да с ним-то все понятно. Он нам не интересен.
— Ну да. А с самой охраной тоже не всеё просто. Фикса и его помощники — это так называемая внутренняя охрана. А есть ещё и внешняя. И, именно она отвечает за безопасть проведения турниров, за сохранность гладиаторов, и так далее. Главный, на самом деле, не Фикс, а Коля Цвет. Фикс — начальник внутренней охраны, некий Кержак — начальник внешней. Это всё, что я смогла пока разузнать. Сколько там людей, вооружение и график смены их постов пока неизвесто. Но время до турнира ещё есть. Узнаю ещё.
— Хорошо. А что это за фрик в столовой тёрся? Видела, такой… С синей рукой, с косами такими ещё, — я попытался жестами изобразить встреченного мной мальчишку.
— А, так это Шарфик. Его так все и зовут. Он шарфик с шеи не снимает никогда. Хотя твоё позвище куда лучше ему подходит. Вот уж точно Фрик.
— Угу. А ещё мелкий такой пацан, тощий такой. Видела?
— Это Дон, наверное. Он молодой совсем, но перспективный, как я слышала. Он до Беды, говорят, спортивным фехтованием занимался. Так что на арене сможет себя показать.
— Понятно. Нужно, значит, быть осторожнее. А еще кого-нибудь видела, слышала?
— Да. В угловой камере наркоман сидит. Гера зовут. Всё время обдолбанный. Он из камеры и не выходит почти. Ещё в третей камере буйный заперт. Курок прозвище. Он, то ли чечен, то ли дагестанец. Постоянно с другими гладиаторами конфликтовал, постоянные драки. На охранников кидался. Вот его и заперли от греха подальше… Кстати, у местных охранников шокеры мощные. Именно ими они всех успокаивают.
—
Но договорить нам не дали. В двери скрежетнул ключ, она распахнулась, и в темную камеру (электричества на стадионе не было) начала вваливаться целая толпа народа. В камере тут же стало светло и тесно. Светло, от принесенных светильников, как свечей в подсвечниках, так и керосиновых ламп. А тесно от набившегося народа. Испуганная Сова, спорхнув с моей кровати, забилась куда-то в угол, чтоб не отсвечивать, а я, не вставая, просто сел на кровати, разглядывая эту представительную делегацию.
А она была весьма представительна. Надо сказать, что последним в камеру зашел сам Шварц собственной персоной. Усевшись на вовремя подставленный ему стульчик, он, не глядя, протянул руку в сторону и ему тут же в неё вложили какие-то бумаги. И он, удовлетворенно крякнув, поглядел на меня и, наконец, заговорил:
— Так ты, Шиша, оказывается, у нас Большая Шишка? Хе-хе-хе…
Я же во все глаза смотрел на бумаги в его руках. Не узнать в них Введенский вестник было невозможно.
Глава 4
Я молчал. Этой жирной свинье я не верил ни на грош. Как будто он не знал до этого, что я лидер анклава и один из сподвижников Князя. Устроил мне тут «театр одного актера». Вот ни разу не удивлюсь, если внезапно выяснится, что Жмур меня и пленил-то, если и не прямому приказу этого жирдяя, то по его просьбе. И причин для этого у него может быть миллион и ещё столько же. От элементарного насолить, теснящему его Князю, до дать возможность поквитаться со мной цыганам, которых мы крепко прижали в прошлом месяце, да так, что они были вынуждены искать прибежища на земле Шварца. Да что угодно может быть.
Не дождавшись от меня отклика, Шварц немного недовольно посопел, но снова расплылся в лживо радушной улыбке:
— А ты молчун у нас. Скромняга… И, кстати, — толстяк повел взглядом по более чем убогой обстановке камеры. — Почему такой высокий гость обитает в таких условиях? Цвет, голубчик, у тебя же были камеры комфорта люкс?
— Да. Две, — согласно кивает ему смазливый паренек с серёжкой в ухе. — Но они обе заняты. В первой Качан живет, а во второй Наву поселили. Ну, помнишь, ту, которую Краб привёл. Она же, вроде как, свободная, и её в камеру сажать…
— Да-да-да. Я помню. Ну Качана-то грешно в обычную камеру совать, пусть сидит. А девку эту… Какая, нахрен, «свободная»? Краб её продал. Мало ли что там она сама себе там думает. В камеру ее! А в люкс — нашего дорого гостя… Хе-хе-хе… Я думал, я одного бойца на турнир добыл, а, оказывается, сразу двух. Эти цыгане, как услыхали, кто ко мне в руки попал, так аж возбудились. «Отдай, да отдай». Ага, сейчас, как же. У меня и так народу на турнир не хватает, а ещё им бойца отдай… Но месть. Говорят, ты лично Собатая, брата Баро пристрелил? — обращается он уже ко мне.