На всех парах
Шрифт:
— Рад видеть тебя, Король! – проревел Детрит. Затем он внимательно посмотрел вокруг. – Есть здесь какие-нибудь глубинники? Если да, постройтесь, пожалуйста.
Позади Короля, как всегда неотлучный, суетился Аэрон, погружая на борт людей и багаж. Он открыл дверь и быстро провел Риса в слабо освещенный вагон.
Башфулссон постучал по колену Детрита.
— Я настоящий глубинник, сержант, и выстроился, как и было приказано. Что дальше?
Детрит почесал голову.
— Но вы-то нормальный, мистер Башфулссон. Командор вас знает, и его леди тоже.
— О, ну, значит, я выстроился в очередь на поезд, да? – сказал гном. – Приятно снова встретить вас, сержант,
Наконец, вся свита благополучно погрузилась на борт, а Мокрист остался наблюдать, как Детрит помещает себя в вагон охраны. Тот ворчливо заскрипел, но выдержал, так что Мокрист, отдав сигнал машинисту, вскарабкался на подножку, и они отправились.
Поезд тронулся, привычно вздрогнули сцепления, и Мокрист вдруг подумал, что, на самом деле, он совершенно не нужен в этой поездке.
В пассажирском вагоне Низкий Король, его охранники и советники сбились в кучу и разговаривали очень тихо, полностью погрузившись в планирование. Машинист сосредоточился на том, чтобы доставить свой королевский груз по назначению и пребывал в мире высокой концентрации. Он излучал ее, как сияние. Прислушивался к рельсам и колесам, смотрел на огни, контролировал колею и вообще вел поезд так старательно, что, кажется, они бы добрались, куда надо и без Железной Герды – одной силой воли. Да и кочегар ясно дал понять, что не нуждается в помощи Мокриста. Так что Мокристу ничего не оставалось, кроме сна… и переживаний.
Если Король был мишенью, и если глубинники прослышали, что он в поезде, мишенью становился весь поезд. Правда, Мокрист надеялся, что в таком случае глубинникам все-таки придется столкнуться с некоторыми трудностями.
Мокрист полагал, что нападение случится где-нибудь в глуши, позже, на длинном одиноком перегоне в Убервальд. Несмотря на все, что он сказал лорду Ветинари, он знал, что пустить поезд под откос ох как просто. Прилежный Симнел рассказывал Мокристу, что пробовал сделать это на низкой скорости в укромном месте на фабрике, где Железную Герду не было видно, и получил весьма впечатляющий результат. После того, как паровоз сошел с рельс, потребовалось много часов объединенных усилий нескольких троллей и големов в сочетании с хитроумной системой подъемных блоков, чтобы поставить локомотив обратно на рельсы. Если подобное произойдет с паровозом, идущим на полных парах… И это, подумал Мокрист, человек, который живет логарифмической линейкой, и синусом с косинусом, не забывая, разумеется, о тангенсе. Мокрист никогда не оспаривал утверждения, сделанные Диком с помощью логарифмической линейки; цифры плясали в руках Симнела, и Мокрист ни разу не видел, чтобы тот ошибся. Это было как… как волшебство, но без волшебников и их заморочек.
И при всем при этом, как выяснилось, у Дика может быть девушка. Интригующая мысль, которая эхом отзывалась на задворках его сознания. Было общеизвестно, что Дик и племянница Гарри, как говорится, встречаются. Однажды он даже катал Эмили вокруг фабрики при свете звезд, а это кое-что значит, ведь так? И Дик сообщил Мокристу голосом человека, только что открывшего странный и привлекательный мир, что она может управиться с топкой, даже не запачкав платья. «И еще, - добавил он, - я думаю, что она нравится Железной Герде. На ней никогда нет сажи. Я всегда выхожу похожим на мусорщика, а она остается беленькой, как балерина, или вроде того».
Но сейчас следовало подумать о другом. Самым важным в поездах была перевозка бесценного груза, и Мокрист знал, что все дело держится на очень простых вещах, которые нужно делать вовремя
Все эти вопросы казались Мокристу огромной пирамидой, каждый камень в которой должен быть уложен на свое место, прежде чем колесо сделает оборот. В какой-то мере это его пугало. Большую часть жизни он провел в одиночестве, и, что касается Банка и Монетного двора, то Ветинари все правильно понял. У него было чутье на людей, которым нравится их работа, и которые в ней хороши. А как только все функции оказались делегированы, почему нет? – он снова мог стать Мокристом фон Губвигом, движущей силой этого мира. Но теперь он понимал людей с приступами паники, которые сначала закрывают дверь, потом возвращаются с половины дороги, чтобы проверить, закрыли ли они ее, открывают, чтобы убедиться, потому снова закрывают, и опять уходят, чтобы вернуться и провести весь этот дурацкий ритуал еще раз.
Суть вопроса заключалась в том, что ему приходилось рассчитывать на множество добросовестных людей, которые совершат добросовестные поступки добросовестным образом, и постоянно проверять их, чтобы удостовериться, что все в порядке. Так что волноваться глупо, верно? Но с волнением так не справиться. Оно садится вам на плечо, как маленький гоблин, и шепчет. И тогда взволнованный человек из мира недоверия переходит во вселенную ночных кошмаров, а прямо сейчас он – Мокрист фон Губвиг – ради всего святого, был взволнован, чертовски взволнован. О чем они подумали? А что упустили?
Я слышу колеса прямо под собой, я знаю, что путешествие займет по меньшей мере четыре дня, не считая поломок, ужасной погоды и гроз в горах (они могут быть совершенно безжалостными), и все это вместе – не считая нескольких психованных гномов, повернутых на том, чтобы испортить всем праздник.
Надо сказать, это был внутренний монолог. Вернее, персональный внутренний монолог внутреннего монолога, но кровь Мокриста оставалась безупречно холодной: все пройдет без сучка, без задоринки. В конце концов с технической стороной вопроса будет разбираться Дик, а он – гений. Не такой гений, как Леонард Щеботанский, а, преданно подумал Мокрист, гений в своем - воодушевляющем, надежном Симнеловскомстиле. Леонард, скорее всего, в разгар работы отвлекся бы не идею об использовании вагонов в качестве горючего, или об использовании золы из топки для выращивания капусты, или на рисование нимфы, облаченной в уголь и капустные листы. Но Дик держит свою приплюснутую кепку по ветру. Да и Ваймс с ними поедет, и хотя у части Мокриста – той части, которая до сих пор предпочитала избегать полицейских, пусть даже под прикрытием, – мурашки шли по коже, когда командор смотрел ему в глаза или на любой другой участок тела, – оставшийся Мокрист был очень признателен Хранителю Доски за поддержку в грядущем столкновении с глубинниками.
В сущности, Мокрист был полон маленьких моноложиков, сменяющих друг друга в его голове, но в конце-концов, поскольку все они были его монологами, они решили собраться вместе, как один цельный Мокрист фон Губвиг, и выдержать, и победить, несмотря ни на что.
Все будет просто чу-дес-но, уверял он себя. Да когда не было-то? Ты же везучий Мокрист фон Губвиг! Где-то внутри гипотетический гоблин неуверенности растаял в небольшую дрожащую лужицу. Мокрист пожелал ей удачи, улыбнулся и распрощался.