На всякого блатного найдется пуля

Казанцев Кирилл

Было несколько неприятных минут у ворот, но все обошлось. Охранник открыл проезд, проводил машину взглядом, а затем вернулся в здание охраны, в то время как ворота медленно закрывались. Они выехали из самого элитного поселка. Внешняя охрана тоже хорошо знала машину Луганской. Степан облегченно вздохнул: не пришлось затевать перестрелку и уходить от погони.

– Куда вы меня везете? – спросила Эльвира, немного справившись с испугом, хотя губы продолжали дрожать. – С моим папой лучше не связываться. Если что-то мне сделаете, он вас из-под земли достанет.

– Да пусть достает, –

беззаботно махнул рукой Степан. – Если я буду под землей, то мне будет начхать, что меня достанут.

– Вы хотите потребовать за меня выкуп, да? – сдерживая слезы, спросила она.

– Нет, тут дело в другом, – буркнул Степан, наблюдая за дорогой, которая стала петлять между поросшими елями холмами. – Недавно ты сбила одну девчонку, которая была мне небезразлична. Ты должна ответить за ее смерть и за других людей, которых ты искалечила и убила.

– Но я же была не виновата. Это случайность, – бурно возразила Эльвира. – Они сами не смотрели, куда идут!

– Не гони, – резко оборвал ее Степан. – Ты сбила девчонку на пешеходном переходе, а мента – на посту; потом еще въехала в машину, где сидела супружеская пара. Машина вообще стояла на обочине. Неизвестно, скольких ты еще сбила.

– Тогда я потеряла управление! – воскликнула Эльвира и пустила слезу.

– Заткнись, – велел ей Степан и покосился на гаишников, стоявших возле машины с мигалками у сложного перекрестка.

Стекло было тонированным, и снаружи их не видели. Лица гаишников оставались равнодушными, когда внедорожник проскочил мимо. Один лишь мельком взглянул и сразу отвернулся. Видно, номер машины Луганской они знали назубок и предпочитали не связываться. Как все-таки удобно!

– Пожалуйста, отпусти меня, я сделаю все, что ты скажешь, – хлюпая носом, попросила она.

– Сейчас отпущу, – пообещал Степан. – Раздевайся.

– Что? – глаза Эльвиры удивленно расширились.

– Раздевайся! – рявкнул Степан. – Тебе что, по десять раз надо повторять?

– Ты хочешь меня изнасиловать? – потрясенно выдохнула она.

– А что, думаешь, по любви у нас не получится? – усмехнулся Степан и погрозил ей пистолетом. – Раздевайся!

Из глаз Эльвиры покатились слезы. Ее никто так не унижал за всю жизнь. Всхлипывая, она стянула майку, сняла шорты и застыла, с надеждой глядя на него.

– Дальше, – жестко ухмыльнулся Степан. – Продолжай, мне начинает нравиться.

Вскоре Эльвира осталась в машине совершенно голой.

– Отец точно тебя убьет, – всхлипнула она, прикрывая грудь руками.

– Ну, я бы за это не ручался, – спокойно заметил Степан, одной рукой собирая ее одежду. Второй рукой он сжимал пистолет и подруливал. – Понимаешь, детка, слишком много желающих убить меня. Шансы твоего папки практически равны нулю.

Эльвира снова всхлипнула и вытерла тыльной стороной руки нос. У нее даже носового платка не осталось. Собрав одежду, Степан выкинул ее в окно. Затем бросил ей пакет с драгоценностями. – Надевай!

– Что? – еще больше изумилась Эльвира. Приказ ей показался совершенно диким и неуместным. Чего он хотел?

– Я сказал, надевай свои побрякушки, все, какие сможешь, – терпеливо повторил Степан. –

Не зли меня, я на грани…

Без дальнейших расспросов она стала надевать драгоценности. Надела колье из желтых бриллиантов, серьги к нему, золотой браслет с сапфирами, еще один, но с изумрудами – на другую руку. Надела по два браслета на ноги. Унизала пальцы перстнями и кольцами. Степан, наблюдая за действом вполглаза, заставил ее нацепить еще и диадему. Оглядевшись по сторонам, она поняла, что похититель завез ее в какое-то захолустье. Было очень темно, ни одного фонаря, а вокруг какие-то заросли и развалины. От увиденного ее стал бить озноб.

– Ну, вот и приехали, – сообщил ей Степан. – Протяни мне свои руки.

– Пожалуйста, – простонала она умоляюще.

– Руки, я сказал! – заорал на нее Степан, выхватив из кармана наручники.

Со щелчком наручники захлопнулись на руках девушки. В пакет с драгоценностями Степан сунул газетные вырезки о Луганской, как она давала балы и сбивала людей. Потом скотчем приклеил целлофановый пакет к спине девушки, выпихнул ее из машины и уехал.

* * *

Чалый мешал в котелке варево из объедков. Запах стоял такой, что нормального человека сразу сшибало с ног. Седой наклонился над котлом, понюхал содержимое, поморщился и, отхлебнув из пузырька стеклоочистителя, прохрипел:

– Да ты, братан, отравить нас, что ли, хочешь?

– Не хочешь жрать, сиди голодным, – пробасил Чалый, увлеченный процессом.

Остальные члены компании местных бомжей лежали в разных позах у костра. Кто курил, кто пил, кто спал. Женский крик рядом в ночи заставил «отдыхающих» встрепенуться. Яростно залаяли собаки.

– Что за черт? – пробормотал Седой, глядя на кусты.

В ответ на его крики из зарослей бурьяна выскочила совершенно обнаженная симпатичная девушка. Все дружно ахнули, когда заметили, как в сполохах костра на ее теле замерцали бриллианты. Вслед за девушкой на вытоптанную обитателями поляну перед разрушенным домом из кустов выскочили огромные, грязные, лохматые псы неопределенной породы.

Чалый, сидевший ближе всех к девушке, схватил палку и отогнал псов. Девушка замерла на месте со скованными впереди руками и не смела пошевелиться. В ее расширенных глазах стоял ужас.

– Братва, Дед Мороз все-таки существует, – хрипло заорал на всю поляну Седой, хлопнув себя по ляжкам.

Со всех сторон дружно грянул хохот. Эльвира попятилась, но сзади за талию ее схватил Чалый и, сжав другой рукой горло, деловито поинтересовался скрипучим басом:

– Куда, красавица? Что, даже чаю не попьешь?

– Помогите! – закричала во все горло Эльвира, дернулась, но противник держал ее слишком крепко.

Бомжи вновь заржали, жадными глазами разглядывая девичье тело, а Чалый сорвал у нее со спины пакет с драгоценностями и бросил Седому.

– Глянь, что тут за погремушки?

Седой на правах главаря банды открыл пакет, достал вырезки и стал рассматривать, потом присел к огню, чтобы лучше было видно, высыпал на железный лист драгоценности.

– Камни настоящие, что ли? – спросил кто-то робко из толпы, обступившей его.